Проклиная себя почем свет, я осторожно пробралась в избушку и тихо прилегла под одеяло. Все спали, никто не проснулся. А мне казалось мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Утром я встала разбитая и словно не спавшая. Мне снились тревожные сны. В лесу внезапно зарядил дождь, мы сидели в домике безвылазно до самого вечера, просто разговаривали. Мои тревоги снова растаяли как дым, стоило Марку обнять меня, пока мы сидели всей семьей и играли в детскую настольную игру. Маша довольно быстро утомилась, ей было рановато по возрасту и поэтому, судя по всему, пока неинтересно. Через полчаса попыток она устроилась играть с куклами, а мы с Вольским остались сидеть за столом. Я уютно расположилась в его объятиях, прижавшись спиной к его груди. Чувствовала, как бьется под моей лопаткой его сердце. Длинными музыкальными пальцами Марк выводил замысловатый узор на моей голой коленке. Если бы не надпись «Диор» на ленте, мое платье вполне могло сойти за деревенский сарафан. Я почти влилась в обстановку.
Казалось, мы оба порой переставали дышать, боялись спугнуть это мгновение. Я боялась, что Марк мне не верит, что сейчас закроется, а Марк… Марк, наверное, боялся, что все это может закончиться и я вновь превращусь в холодную неприступную Виту. Но я не хотела больше возвращаться к той себе. Обиженной, замкнутой, не умеющей любить никого вокруг себя.
Мне нравилось ощущать глупых бабочек в животе, с удивлением осознавая, что все в душе поет и танцует, не смотря на опасность, от любви к мужу. Как же я была слепа! Ведь это счастье могло наступить для меня так давно, но я не хотела ему давать даже малейшего шанса.
Во мне сейчас бушевала целая буря эмоций, и пока что было даже страшновато все раскладывать по полочкам. Хотелось наслаждаться моментом здесь и сейчас.
— Марк… — прошептала я, не отрывая загипнотизированного взгляда от его движущихся пальцев.
— М? — еле слышно проговорил он.
Мы оба сидели, словно парочка разомлевших котов. Мои щеки вспыхнули, едва я вспомнила его страстные ласки. Несмело положив ладони на его руки, я потерлась щекой о его плечо.
— Расскажи о своем детстве, — попросила я. — Я совсем ничего не знаю.
На какое-то время воцарилась тишина, и я подумала, что ступила на запретную территорию, я же ничего об этом не знала, но Марк все-таки заговорил.
— Если тебе так хочется…
— Очень.
— Ладно, — пожал он плечами. — Слушай.
Он начал свой рассказ, а я устроилась в его объятиях поудобнее.
— Сколько себя помню — здесь провел добрую половину своей жизни. Своих родителей я не видел ни разу. Мать, как родила меня, сверток сюда подкинула, отцу родному. Деду, то есть, моему. Он всю жизнь лесничим работал. Родители были чайлдфри, как это модно сейчас говорить. Но случилось так, как случилось. Я родился.
Все это он говорил ровным спокойным голосом, но почему-то я знала, что внутри него еще живет эта боль. В груди неприятно заныло, стоило мне представить, как старый дед возится с малышом, из-за того, что родная дочь, как кукушка, бросила дитя и умчалась в закат в поисках счастливого вайба. Этого я не понимала. Я за Машку на преступление готова идти, а кто-то вот так исчезает… Ну как?!
— Дед в шоке был поначалу. Он у меня совсем не любил вылазки в город. К нему приезжал мужичок один, дед ему приплачивал, тот и привозил регулярно из города все нужное. Вместо сладостей стал возить памперсы и детские смеси, а одни книги сменились на другие, все о том, как воспитывать детей. Дед был вынужден стать мне и отцом, и матерью, и целой вселенной. Он им и стал, у него все получилось. Ты не подумай, я очень счастливым рос.
Он вдруг хмыкнул.
— Я просто даже не знал, что жизнь может протекать как-то по-другому.
Вздохнув в мои волосы, он поцеловал меня в макушку. Сделал это почти незаметно, заставив меня улыбнуться.
— Дед учил меня всему сам, как мог. У нас был огород, мы сажали картошку, свеклу, лук. Да все подряд. Собирали лесную землянику. Ягода крохотная, ведро набиралась очень долго, но время здесь всегда течет неспешно. Варили потрясающего вкуса варенье, крутили компоты. И соленья всякие. Ты даже представить себе не можешь, что я умею делать.
Марк рассмеялся, а я боялась сделать вдох. Жадно слушала откровенничающего мужа.