Вернадский: жизнь, мысль, бессмертие

И еще. Соединяя в своем творчестве разнообразные науки (геологию, химию, историю, биологию и т. д.) и поднимаясь до высоких философских обобщений, Вернадский первым из ученых нашего века начал осуществлять тот синтез знаний, о котором писал К. Маркс, предсказывая: «Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой включит в себя естествознание: это будет одна наука».

Исследование природы — это не только сбор фактов и проведение опытов, но и размышления о материи, бытие, познании. Если кто-то из ученых всерьез надеется достичь успехов в науке, ограничиваясь узкой областью конкретной темы, ему не вредно вспомнить слова Ф. Энгельса: «Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями».

К Вернадскому полностью приложимы слова Д. Сантаяны, сказанные о Гёте: «Он был слишком мудр, чтобы быть философом в обычном смысле слова». Продолжая эту мысль, И. И. Мочалов заметил: «Но эта же мудрость не позволяла Вернадскому стать и естествоиспытателем в обычном смысле».

Вернадский не стремился создать какое-то особое философское учение или направление. Он вырабатывал свое личное мировоззрение, соответствующее его складу ума и характера, моральным принципам, знаниям. Он всегда руководствовался «такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями».

В своих общих рассуждениях он как бы возвращал понятию «философия» его первозданную сущность («фило» — любовь, «софия» — мудрость), потому что любил мудрость и был мудр.

Читая труды Вернадского, попадая в поток его идей, невольно настраиваешься на размышления.

Есть ученые, изрекающие истины. Они как бы укладывают каменную плотину поперек течения мысли. До сих пор — движение, а дальше — все. Путь закончен. Остается только подниматься все выше, устремляться в стороны до тех пор, пока не хлынет поток через край или не найдет окольных путей.

Вернадский никогда не претендовал на знание каких-то особых, навеки незыблемых истин. Его эмпирические обобщения подобны ограждающим дамбам, не позволяющим потоку растечься в стороны. Он всегда оговаривал возможность появления новых фактов, которые заставят изменить или уточнить его обобщения.

Осторожно, ненавязчиво, но целеустремленно, основываясь на фактах, ведет Вернадский читателя от истоков научных идей к их современному состоянию и стремится показать дальние горизонты науки, те неведомые рубежи, которые предстоит еще освоить и которые неизбежно видятся нечетко и обобщенно.

Вернадскому очень нравилась книга Ромена Роллана о Рама-кришне. Полуграмотный индийский йог поражал даже умудренных знаниями западных философов своим острым умом, неиссякаемой фантазией, глубиной мысли, живостью, образностью своих сказов, притч и поучений. Он тоже не был философом в обычном смысле слова. Он даже умудрялся, оставаясь верующим, иронически отзываться о слепой вере, не отрицал атеизма. Это был необычайный человек, и Роллан писал о нем с особой теплотой и вдохновением.

Мудрые, а подчас ироничные притчи Рамакришны не могли оставить Вернадского равнодушным. Он писал: «Через Гёте я пришел к Р. Роллану… на днях закончил чтение его книжки о Рамакришне, которая мне дала так много, как давно ни одна книга. Заставила глубоко думать и вызвала порыв писать по вечным вопросам бытия. Не философский, не религиозный порыв — но форму научной исповеди».

Рамакришна рассказывал о слепцах, впервые повстречавших слона. Один ощупал его ноги и сказал, что слон подобен колонне. Другой, которому под руку попался хвост, закричал, что слон похож на змею. Третий, ощупав бивни заключил о сходстве слона с буйволом.

Вернадский вряд ли сдержал улыбку, читая эту историю. Верно, даже самый тонкий анализ одной части не может дать представления о целом. Вызовет в воображении ложный образ. Надо уметь, исследуя часть, видеть целое.

А другая сказка? Мудрец встретил отшельника и спросил, чему он научился за долгие годы уединения. Йог сказал: «Я умею ходить по воде». Мудрец вздохнул: «Ты потратил годы на то, что достигнет каждый, заплатив один грош перевозчику».

Нет, здесь, пожалуй, речь идет не только о религиозных чудесах. Мысль глубже: о бесплодных трудах. Пожалуй, и о науке ради науки. О той радости, которая достигается личными, никому другому не нужными занятиями. Заплати деньги — тебя порадуют в театре, кино, цирке. Истинную цену имеет только то, что делается для других людей.

Еще одна притча — о ветре и деревьях. В саду хозяйничал ветер, но лишь одно дерево сильно раскачивалось и шумело: его ветви не были отягощены плодами. Да, такова логика жизни. Тяжелее стоять — легче выстоять. Часто слышишь: я не успеваю, меня постоянно отвлекают, мне не созданы условия… Творец находит опору в своем творчестве, в своих произведениях.