Верлибры

и понять, что противодействуем спасенью…

А солнце расшатывает наши дни,

а звезды врываются в наши сужденья,

а грозы глушат наши речи,

и все настает, и все никак не настанет тот час, тот единственный час, что для нас существует взаправду, – последний.

ИНЕЙ

Я слышу тьму слов.

Вижу множество людей.

Все они твердят, что надо уметь отличать ложь от правды, намеренье от исполненья, заботу лишь об одном себе от заботы о всех других…

Но сейчас зима.

И слова, и деревья, и все в округе тронуто инеем.

И как отличить сухостой от живых деревьев?

ЦЕЛЬ

Передо мною заснеженные горы, текут порожистые реки, расстилаются гибельные болота… Сколько я их одолел?!.

Сколько могу еще одолевать?!.

И неужто на самом деле могу?!.

Я пробую договориться с желаниями своими, перепроверить цель, уточнить путь -

и замечаю, как неприметно, постепенно начинает меняться облик местности,

как, в зависимости от моих желаний, от цели, какую я выбираю, перемещаются горы, исчезают болота, поворачиваются реки…

…Я – цель, тождественная преграде.

ДЕРЕВЬЯ

Брожу по весенним переулкам:

останавливаюсь возле каждого сада,

приветствую каждое дерево…

Деревья – мои необретенные братья,

деревья – мои неназванные сестры.

Какие могилы легли меж нами?

Какие расстояния и небосводы?

Ничего не таят деревья: как их окликнет природа, так они отзовутся: летом – по-летнему, зимою – по-зимнему и по-весеннему – весной.

Их огораживают люди, присваивают их люди, но они все равно ничьи: могут принадлежать кому-то ягоды или фрукты, может принадлежать древесина, а деревья – никому не принадлежат…

Не перестаю возвращаться снова и снова в грядущие весны,

не перестаю доискиваться снова и снова, что знают деревья о человеческой нашей судьбе…

Приходит мать в смятенный мой сон и достает из-за пазухи яблоко: "Оно покажется горьким, а съешь – окажется сладким, в нем разуменье: бери…"

ПРОИСШЕСТВИЯ

С неба сваливаются на меня раскаленные угли, старинные монеты, жабы и рыбы, разноцветные камни,

земля под моими ногами превращается то в болотную топь, то в пустыню, то в кладбище динозавров,

а когда я прохожу по деревне, на заборы взлетают горластые петухи, а из-под заборов шипят на меня гусаки и бросаются злые собаки.

Случается, я смеюсь от восторга, случается, плачу от боли, обиды. Но сзади за мной неотступно следуют два моих стражника-манекена, что оберегают меня от любых неожиданностей.

– Мы можем поменяться местами, – предлагают мне манекены, – и тогда с тобой никогда ничего не случится.

Я отказываюсь.

Я по-прежнему встречаю все первым, и по-прежнему мир говорит со мной на языке происшествий.

РОЛИ

Тот, кто идет по этой дороге, играет роль, которую дорога ему дает:

воин воюет,

музыкант играет,

купец торгует,

ворует вор…

Но когда приходят они к концу, кончаются их роли: воин – уже не воин, и музыкант – не музыкант, не купец – купец и вор – тоже не вор, а все это только условности, только условия той дороги, какую они – каждый по-своему – прошли.

Разве, чтоб одолеть дорогу сполна, нужно споткнуться о каждый камень, упасть в каждую яму, пройти по каждому следу?!.

Разве нужно каждому быть сразу и тем, и этим, и вот этим, и даже вон тем?!.

Или вообще не быть никем?!.

Ничего никому объяснять не хочет дорога, снова она раздает старые роли, снова всех заполоняет собой…

Снова будет музыкант вдохновляться тем, что он музыкант,

купец – гордиться, что он купец,

воин – доказывать, что он воин,

а вор – скрывать, что он вор…

И снова будут они удивляться, что люди – люди и что скоро – конец.

РАЗДЕЛЕНИЕ

Я отделил сладость от горечи, наслаждение от страданья, рай от ада -

и цветы стали меня поить только сладким нектаром, а деревья потчевать стали только райскими яблоками.

Но чем дальше, тем все с большей тревогой я вслушиваюсь в ту, другую половину разделенного мной мира.

"Еще не поздно, – шепчут мне некие голоса, – выпей кубок горечи, что переполняет цветы, – и она исцелит тебя, ступи в ад – и он выручит тебя…"

Я колеблюсь, скрываюсь в своей половине и понять не отваживаюсь, что уже осужден.

ОПОРА

Нам не на что опереться.

Гнезда надежности, на которые мы возлагали лучшие чаянья, неожиданно превращаются в ласточек и скворцов и стремительно улетают.

– К себе, в дальние края, – мы растерянно разводим руками.

И мы ничего не можем поделать с этими непостижимыми дальними краями,

и помешать не можем отлет.

Мы живем в мире, где вечер сменяется утром, весна – осенью, жизнь – смертью,

где время движется лишь в одном направленьи,

где единственная извечно устойчивая опора – это ее утрата:

отлет.

СИНИЙ ТУМАН

И снова весна.

Я стою у своей хаты.

Во дворах тихо: не гремят ведра, не разговаривают люди, не лают собаки, не квохчут куры.

А в конце улицы, словно небо спустилось на землю, синеет туман:

в нем я вижу односельчан, вижу своих друзей, вижу себя самого…

Я думаю – не додумаюсь, и не у кого спросить, как это так получилось, что я не со всеми, что я раздвоился, что я не в весне – и в весне…

Радуется и печалится сердце мое.

Цветет в конце улицы синий туман.

КАМНИ