Верю Огню

Алексей Войтешик Верю Огню

(продолжение книги «Чабор»)

Уважаемый читатель, в данном произведении автор, исходя из желания поэкспериментировать, использует приставку «без», как указание на отсутствие чего-либо, а «бес» на присутствие Темных Сил).

«Это произведение – фантастика. Сейчас о суверенной Беларуси знают. Нас ругают, хвалят, над нами смеются, с нами считаются, но, допустим, 10 июля 1994 года мой народ избрал бы другого лидера, в данном случае, персонаж которого от начала до конца вымышлен. Впрочем, что лидер? Выдуманы все герои книги, названия объектов и должностей в сфере госбезопасности и так далее. И все же, …а вдруг кому-то будет интересно знать – как бы все могло быть, пойди все иначе?»

Алексей Войтешик

Часть 1

Глава 1

- Эй, Селедкина! - выкрикнул из дальнего конца коридора рыжеволосый Генка из параллельного класса. Девушка недовольно оторвала взгляд от зеркальца, которому до того времени соблазнительно выпячивала губки и, сквозь шум школьной перемены, ответила:

– Чего тебе? - и тихо прибавила, - дебил.

– Там твоя мамка пришла. Ваша классуха повела ее к директрисе…

– Нина! Карасева! - тут же прозвучал из другого конца коридора хорошо поставленный голос классного руководителя одиннадцатого «Б» Тамары Михайловны. - Зайди к директору…

– Так анатомия же…, - со слабой надеждой на спасение, возразила Нина, спешно пряча в карман джинсов зеркальце.

– Иди сюда, анатом, - тяжко вздохнула Тамара Михайловна, и выжидающе замерла у двери…

За последние полгода по милости своей родной мамочки Нине уже четвертый раз приходилось посещать кабинет директора школы. Директриса была женщиной требовательной, суровой и жесткой, а потому лишний раз встречаться с ней не очень-то хотелось: «Ну, да Бог с ней, с директрисой», - подумала обескураженная приглашением классного руководителя девушка. «Дело-то, уже привычное: остановиться у порога, уставиться в ковер и в который раз терпеливо изучать его нехитрый узор до тех пор, пока мать не взбесится от подобного показного безразличия дочери и тяжести своей собственной задрипаной судьбы…».

Но Нина ошибалась. На этот раз головомойка обещала быть куда как интересней. В кабинете директора кроме матери, классного руководителя и самой директрисы Софьи Геннадьевны, выложив перед собой разбухшую от бумаг, потертую кожаную папку, сидел молодой милиционер в новенькой, пятнистой форме. Симпатичный, даже красивый парень, если бы не милиционер.

– Проходи Нина, - холодно пригласила директриса, - садись.

– Я …присяду, - без всякой тени стеснения поправила Софью Геннадьевну Нина.

– Вот, видите, - пока еще не скатываясь до крика и истерики, смахнув украдкой скупую родительскую слезу, всхлипнула мать, ¬- вот так теперь всегда. К каждому слову цепляется, все у нее не так. Ведь как только…

– Извините, - тут же вмешался в разговор милиционер. - Светлана Сергеевна, проблемы родителей и детей существуют уже тысячи лет, и, поверьте мне на слово, все это время родители всей земли используют одни и те же слова. Давайте лучше по делу. Мне к двум часам нужно успеть в райотдел, на «развод». Разрешите, я с ней поговорю?

– Конечно-конечно, - согласилась Софья Геннадьевна, внимательно всматриваясь в лицо старшеклассницы. - Для того ведь и собрались. А я пока кофейку нам приготовлю…

Директриса тут же встала из-за своего рабочего стола, твердой хозяйской рукой открыла шкаф и, побрякивая посудой, принялась возиться внутри него, оставаясь скрытой от глаз старшеклассницы.

– Ну, что, Нина, - начал разговор милиционер, - давай знакомиться. Я твой новый участковый инспектор по делам несовершеннолетних, лейтенант милиции Стапков Валерий Михайлович.

– О-очень приятно, - колко ответила неуправляемая одиннадцатиклассница, внимательно изучая безупречно выбеленный потолок кабинета директора.

Участкового задело:

– Ни-нночка, - с задержкой, въедливо, продолжил он. - «Сяду, присяду, очень приятно». По своей детской наивности ты, наверное, сейчас думаешь: «Вот, снова собрались, пополощут мне мозги и отстанут». Так вот, хочу тебе сказать, на этот раз ты ошибаешься…

Участковый расстегнул папку и извлек из нее какие-то листки, скрепленные побуревшей от времени канцелярской скрепкой.