Вергилий, нет!

(Тогда не будем терять времени!)

И только тогда я вижу растущую толпу, к которой присоединяются все новые выходящие из домов жильцы, чтобы оказать помощь раненым. В мгновение ока их развозят на мотоциклах, в легковых автомобилях, в грузовиках. У сопровождающих при себе ружья и даже автоматы. Уже раздаются новые выстрелы, когда мы еще раз обегаем аллеи парка Золотых Ворот, светя карманными фонариками во всех направлениях.

XIII Лимб 2

Манастабаль, моя проводница, говорит:

(Недостаточно покинуть преисподнюю, Виттиг, чтобы сразу оказаться в раю. Ибо существует чистилище, иными словами, срединное место, которое принадлежит и аду, и раю одновременно. И сколь прекрасно, что такое место существует, как бы тесно оно ни было, столь же и велика конкуренция, чтобы попасть сюда - и голод царит в нем. Ведь те, кто живет здесь -не ангелы, а освобожденные, за свою свободу платящие голодом. Суди сама, отражается ли это на их настроении и случается ли им истреблять друг друга от ожесточения и беспомощности. И однако, мужество их велико, и велика стойкость, когда у них нет другого выхода, чем жить как преступницы.)

Я перебиваю ее:

(Манастабаль, моя проводница, не говори больше ничего. Это я должна петь им хвалу и говорить, что красота их тел и жестов не уступает их силе - у них есть все, чтобы стать ангелами в раю, если они туда попадут. Ах, Манастабаль, моя проводница, ты знаешь, что ангелы разные, а они - одни из самых примечательных. Есть те, кто бреет головы, и на их челе явственно читается угроза. Другие одеваются в черную кожу, а в рукавах прячут ножи. Есть те, кто носит одежду в заклепках и наточенные бритвы за голенищем. Есть и мафиози в темных костюмах, с револьверами в портупеях.)

Но тут я замолкаю, потому что Манастабаль, моя проводница, не разделяет моего энтузиазма и даже не возражает. Наконец она говорит:

(Ты говоришь о жестах, об одежде, о наружности. Ты воспеваешь сомнительную красоту преступниц и гордилась бы, если бы они приняли тебя в свою компанию - пусть. Но не стоит забывать, ради их внешности, их раскованности и славы, о том, что сделало их необходимыми: жестокость окружающего мира, который толкает их на преступления. Они тщательно вооружаются, они вооружают своих возлюбленных, своих друзей. Им хотелось бы встретить в темном уголке парка продавца из соседнего табачного киоска, идущего домой с дневной выручкой, чтобы ограбить его. Ах, Виттиг, все это похоже на маленькую войну. Что можно здесь выиграть, когда каждый раз нужно заново завоевывать весь мир?)

Я отвечаю:

(Ежедневный кусок хлеба, Манастабаль, моя проводница).

И я спрашиваю себя, есть ли у Манастабаль, моей проводницы, какой-либо грандиозный план завоевания мира. Но поскольку она говорит мне о преисподней и о проводниках, которые посланы туда, чтобы спасать осужденных, я не могу удержаться, чтобы не выразить нетерпения оттого, что это делается так медленно, и не заметить, что поезд доберется до цели лет через сто.

XIV Рай 2

Я смотрю вокруг - на краски, яркие, словно после дождя, и на сверкающий воздух. Я изнемогаю под бременем разнообразных цветочных ароматов. Волна счастья подкатывает к моей груди. Руки и ноги движутся легко и свободно. Когорта ангелов с золотистой и черной кожей перепрыгивает через ручьи, поросшие аронником, приземляясь на обе ноги одновременно. Манастабаль, моя проводница, лежит под кустом ромашек, не говоря ни слова. Когда легкий ветерок перестает шелестеть у меня в ушах, я как будто слышу вдалеке хор поющих райских голосов. Я и в самом деле их слышу, и порой они отделяются друг от друга, позволяя слушать каждый в отдельности. Это похоже на оперу -так я говорю Манастабаль, моей проводнице. Она отвечает:

(Ты не ошибаешься, Виттиг - это опера о шлюхах, которые, в конце концов, оказались коронованными, прославленными и возведенными в ангельский ранг - как в сказках со счастливым концом или в поэме, которую Данте назвал комедией, потому что там все закончилось хорошо.)

Если бы плохое настроение не было невозможным в этих местах, я бы решила, что Манастабаль, моя проводница, пребывает в нем. Однако она выглядит умиротворенной, ее мускулы расслаблены, лицо сияет. Я спрашиваю:

(Каков язык ангелов?)

И Манастабаль, моя проводница, говорит, что на тот же самый вопрос Жанна д’Арк отвечала своим судьям: «Гораздо красивее, чем ваш», и в другой раз, когда с ней об этом заговорили: «Их язык столь же прекрасен, как исходивший от них аромат». Я перебиваю ее:

(Ну да, аромат, который нельзя описать словами - все это знают! Но я уже давно подозреваю, Манастабаль, моя проводница, что ангелы Жанны д’Арк - того же сорта, что и наши, и что она сама была одним из них.)

Но, когда я спрашиваю, есть ли слова в опере про шлюх, она отвечает:

(В том, что ты слышишь, нет слов. Это музыка сфер и голоса ангелов. Напиши же сама эту оперу, Виттиг, - но я проверю в ней каждое слово!)

XV Бурлабабу