Вересковая пустошь

— Очень даже касается! — Мэннеринг покачал головой, явно удивленный отсутствием у нее всякого любопытства. — Послушай, разве он никогда не говорил обо мне и о моей матери?

Домине неуверенно покачала головой:

— Не припоминаю ничего подобного.

— Он рассказывал о «Грей-Уитчиз»?

Домине снова покачала головой.

— Понятно. И ты никогда не была там?

— Нет.

Мэннеринг глубоко вздохнул.

— Очевидно, он хотел четко разграничить две части своей жизни. Если бы он отвез тебя в «Грей-Уитчиз», при этом возникло бы множество неприятных вопросов, — естественно, неприятных для него.

— Почему? — Домине в недоумении сдвинула брови.

— Потому что в «Грей-Уитчиз» живет моя мать. И всегда жила.

— Не может быть!

Он пожал плечами:

— А где еще может жить экономка?

— Ваша мать была экономкой дедушки Генри? — Домине удивленно смотрела на него. — Теперь… теперь понятно!

Он снова откинулся на спинку стула.

— И что же тебе теперь понятно, Домине? — язвительно спросил он.

Домине вспыхнула.

— Ну, это… это частично объясняет его тайну.

— Никакой тайны нет, — сухо парировал он. — Твой дед был мужчиной не хуже других. Его жена много лет провела в инвалидном кресле, хотя, возможно, ты этого не знала. Все это происходило задолго до твоего рождения. В любом случае моя мать была достаточно привлекательна, чтобы сразить его добродетель.

Домине покраснела еще больше.

— Понятно, — смущенно пробормотала она. Мэннеринг в раздражении вскочил со стула.

— О боже, — нетерпеливо произнес он, — могу поклясться, я знаю, о чем ты думаешь. Какое чтиво было у вас в том учреждении, которое ты недавно покинула? Уж наверное не то, что годится в подобной ситуации, держу пари. Я не внебрачный сын в юридическом смысле этого слова. Моя мать была замужем, когда произвела на свет наследника старого Генри!

Было что-то издевательское в том, как он оценивал поступки своего отца.

Домине склонила голову.

— Вам не обязательно оправдываться передо мной.

— Черт побери, — выдавил он уже почти со злобой. — Я и не пытаюсь оправдываться перед тобой! Святым Генри не был, и, признаюсь, когда я узнал, кем он мне приходится, я возненавидел его! Это происходило, когда я был подростком, когда я, как и ты, пытался обрести почву под ногами — найти себя, если тебе больше нравится такое определение. В любом случае я был сыт по горло провинциальной жизнью в Холлингфорде. Мне нужна была причина, чтобы сбежать, и она нашлась. Уже позднее, прожив несколько лет в Лондоне, я понял, какую глупую позицию занял. Возможно, к тому времени до меня дошло, что я тоже человек, а у людей, как ты со временем узнаешь, есть множество слабостей.

Домине сжала пальцы.

— А ваша… ваша мать? Она еще жива?

— Конечно. Черт, ей же еще нет шестидесяти. Но мой отец мертв, то есть мой приемный отец, и, поверь, он дал мне больше, чем старый Генри. Так что не ожидай от меня особого сочувствия к Генри Фэрридею! У нас с ним не было ничего общего!

Домине, слегка ошеломленная, покачала головой.

— Интересно, почему он никогда не рассказывал мне о вас, — недоверчиво пробормотала она. — Мы… мы даже как-то ходили на одну из ваших пьес, в Брайтоне.

Она прикусила губу, и Мэннеринг тяжело вздохнул.

— Как я и говорил, — произнес он, — у нас не было ничего общего.

В этот момент появился Грэхем, объявил, что обед подан, и они прошли через холл в маленькую столовую, где стояли круглый полированный стол и стулья, обитые коричневой кожей. Над столом низко свисала лампа, освещая хрустальные бокалы и сверкающие серебряные ножи. Домине задумалась, какие чувства испытывал дедушка Генри, когда обнаружил, что его сын добился успеха. Был ли он доволен? Или это разозлило его? Хотя Домине была благодарна дедушке Генри за все, что он для нее сделал, она не могла не задуматься о том, почему он ей помогал. Возможно ли, что причиной его интереса к ней было чувство вины перед Джеймсом Мэннерингом, которого он не мог признать своим сыном, своей плотью и кровью, не вызвав при этом кривотолков или даже скандала в крохотном Холлингфорде. Несмотря ни на что, сын занимал в его мыслях первое место, и именно ему он завещал свое поместье.

Глава 2

Тем же вечером, лежа в самой шикарной постели, в какой ей когда-либо доводилось спать, Домине в подробностях вспоминала все события прошедшего дня. Денек выдался тяжелый, и все же она не чувствовала себя несчастной. Ее переполняло странное; незнакомое ей волнение, которое не давало погрузиться в привычный сон без сновидений.

Она вспоминала девушек из монастыря — интересно, вспоминают ли они ее. Сьюзен наверняка вспоминает. Она, судя по всему, очень заинтересовалась новым положением подруги — и особенно ее опекуном.

Домине перевернулась на живот, думая о Джеймсе Мэннеринге. За свою недолгую жизнь она встречала не так много мужчин, и ни один из них ни капельки не был похож на него. Он был суров и даже, как она подозревала, жесток, когда дело доходило до получения того, что ему было нужно, и в то же время он казался ей добрым. В его манере обращения с ней была нотка мягкости, и она это оценила.