Вердикт

«У. Р.: Присяжный номер два, Истер, будет сегодня в бледно-голубой хлопчатобумажной рубашке, линялых джинсах, белых носках, старых „найковских“ кроссовках. Ему нравится „Роллинг стоун“, и он будет иметь при себе свидетельство своей преданности этому журналу.

ММ».

Секретарь стремглав бросился с этим посланием в кабинет Рора, где тот набивал свой кейс бумагами, необходимыми для сегодняшних баталий. Рор прочел, вопросительно посмотрел на секретаря, потом велел позвать своего советника для экстренного совещания.

Нельзя сказать, что настроение было приподнятым, едва ли оно вообще может быть приподнятым у двенадцати человек, которых заставляют что-то делать против воли, но все же наступила пятница, и разговоры носили заметно более беспечный характер. Николас сидел за столом рядом с Херманом Граймзом, напротив Фрэнка Херреры, и ждал затишья во всеобщей оживленной беседе. Он посмотрел на Хермана — тот был погружен в работу на своем лэптопе.

— Эй, Херман, у меня идея.

К этому времени Херман научился прекрасно распознавать все одиннадцать голосов, а жена потратила часы на то, чтобы «привязать» к каждому из них подробное описание внешности.

— Да, Николас?

Николас повысил голос, чтобы привлечь внимание всех присутствующих:

— В детстве я ходил в маленькую частную школу. Каждый день там начинался с того, что мы произносили клятву верности. И с тех пор каждый раз, когда по утрам я вижу американский флаг, мне хочется произнести эту клятву. — Большинство присяжных прислушивались. Пуделихи в комнате не было, она курила. — В зале суда, за спиной судьи, стоит такой замечательный государственный флаг, а мы сидим, смотрим на него — и ничего.

— Я не заметил, — сказал Херман.

— Вы хотите произнести клятву верности флагу при открытии заседания? — спросил Херрера, Наполеон, Отставной Полковник.

— Да. Почему бы не делать этого хотя бы раз в неделю?

— Не вижу в этом ничего предосудительного, — отозвался Джерри Фернандес, которого Николас заранее подговорил.

— Но что скажет судья? — напомнила миссис Глэдис Кард.

— А что он может иметь против? Почему вообще кто-нибудь должен возражать, если мы постоим минутку в честь нашего флага?

— Надеюсь, вы делаете это не для того, чтобы устроить представление? — спросил полковник.

Николас вдруг страшно оскорбился. Он гневно сверкнул глазами на полковника и сказал:

— Мой отец убит во Вьетнаме, поняли? У него есть боевые награды. Для меня американский флаг значит очень много.

Больше ничего не требовалось.

В то время как они по одному входили в зал, судья Харкин приветствовал их теплой пятничной улыбкой. Он намеревался поскорее проскочить через ежедневный ритуал вопросов о подозрительных контактах и перейти к допросу свидетелей. Лишь секунду спустя он осознал, что они не сидят, как обычно. Все двенадцать присяжных вышли в зал, но никто из них не сел. Их взоры были обращены к какой-то точке слева от него, позади свидетельского места, и у всех правая рука покоилась на сердце. Истер произнес первые слова клятвы верности флагу, коллеги поддержали его.

Первой реакцией Харкина было: не может быть! Он никогда не видел, чтобы подобная церемония совершалась в суде группой присяжных. И в жизни не слышал о таком, хотя считал, что все уже повидал и обо всем наслышан. Это не было частью заведенного им ежедневного ритуала, о подобном не написано ни в одном учебнике, ни в одной инструкции. Поэтому первым его побуждением было остановить их и заставить сесть, а потом все выяснить. Но судья тут же осознал, что это будет выглядеть чудовищно непатриотично и даже в какой-то мере преступно — прервать группу благонамеренных граждан, пожелавших почтить свой государственный флаг. Он зыркнул на Рора и Кейбла и увидел лишь открытые рты и отвисшие челюсти.

И тогда он тоже встал. До половины клятвы он неуклюже разворачивался — широкая черная мантия колыхалась вокруг него, — потом положил руку на сердце и присоединился к хору.

Увидев, как присяжные и судья отдают честь звездно-полосатому флагу, все присутствующие почувствовали необходимость сделать то же самое, особенно адвокаты, которые не могли позволить себе ни малейшего намека на нелояльность. Они повскакали с мест, сбивая при этом кейсы, стоявшие под столами, и отбрасывая назад стулья. Глория Лейн со своими помощницами, судебный пристав и Лу Дэлл, сидевшая в дальнем конце первого ряда, тоже вскочили и подхватили клятву. Однако где-то за третьим рядом зрителей рвение угасло, и это избавило Фитча от необходимости вставать и, подобно какому-то щенку-скауту, мямлить слова, которых он толком-то и не помнил.