Вера изгоев

Отечественные производители начали получать дотации от государства. Откуда только это самое государство деньги брало? Многие ломали голову над этим, но данных было на изумление мало — казалось, вернулись времена Советского Союза, когда за всем и вся наблюдал всемогущий КГБ, не позволявший никакой лишней информации просочиться наружу. Происходила внешне незаметная перетасовка госаппарата. Многие высокопоставленные чиновники ни с того ни с сего подавали в отставку — сами подавали, но выглядели при том почему-то донельзя перепуганными. На их место приходили относительно молодые люди, великолепные профессионалы, постепенно менявшие политику подчиненных им ведомств, не боящиеся брать на себя ответственность за тяжелые решения. Немногие осознавшие, что происходит что-то странное, замирали, пытаясь хоть что-нибудь понять. Кто во всем этом заинтересован? Кто провоцирует подобные изменения? Возникало ощущение, что чья-то невидимая тень медленно вздымается над Россией, меняя страну по своему вкусу и разумению.

Впрочем, то же самое, но в меньших масштабах, происходило и в других странах мира. В Израиле, Китае, Саудовской Аравии, Европе, Штатах и Канаде, Южной Америке, Австралии, даже в Ираке и бедных африканских государствах. Но службы, обязанные отслеживать подобные тенденции, как будто ослепли и оглохли, ни на что не обращая внимания и не реагируя, даже если события происходили под самым их носом.

Никто и заподозрить не мог, что за всем этим стоит юная женщина, которой едва исполнилось двадцать два года. Да и кому такое могло прийти в голову? Однако Елену Сергеевну Станцеву в любой точке мира встречали с уважением — она являлась совладелицей гигантской корпорации «Гарвельт Индастриз», раскинувшей свои щупальца по всему миру. Мало того, эта молодая женщина была одним из самых богатых людей Земли, ее личный капитал перевалил за триста миллиардов долларов. Многих подчиненных поражала вездесущность госпожи — за день она могла пронестись по множеству филиалов корпорации, от Гонолулу до Сиднея. Чаще всего ее сопровождали шестеро — четыре японца и два европейца. Иногда к ним присоединялся юноша по имени то ли Михаил, то ли Микаэль, неважно. Важно то, что его боялись не меньше госпожи — он знал все, всегда и обо всех.

— Что у нас сегодня, Михаил Поликарпович? — Лена бросила быстрый ментальный образ главе оперативной службы иерархии.

— Израиль, Зеленоград и Новосибирск, — ответил тот таким же образом. — Открытие наших НИИ. Основные научные сотрудники подобраны, сейчас с ними проводят собеседования мои люди.

— Хорошо. — Лена резко кивнула и двинулась дальше по коридору.

Они находились в здании иерусалимской резиденции, два дня назад сданном в эксплуатацию. Строительство завершили ударными темпами — меньше, чем за месяц, неподалеку от жилого массива Неве-Яков выросла тридцатиэтажная башня из темного бронестекла, защищенная по последнему слову техники. Местные жители потрясенно наблюдали за безумной суматохой — никогда им не доводилось видеть, чтобы строительство велось с такой скоростью и при помощи вертолетов. Многие получили в новой фирме работу и были крайне довольны высокой зарплатой, превышающей обычную раз в пять. Только никто так и не сумел понять, чем конкретно данная фирма занимается. Какими-то исследованиями, как будто — но какими? Представить страшно, какие деньги были вбуханы в строительство. От услуг израильских строительных фирм в «Гарвельт Индастриз» отказались сразу и наотрез, прекрасно зная «качество» и «скорость» их работы. Рабочих завозили из Штатов и Европы, да не просто рабочих, а высококлассных и очень высокооплачиваемых специалистов. Для строительства использовалась никогда до того не виданная в Израиле техника, вплоть до строительных роботов.

За прошедшее время Лена смертельно устала, но старалась не выдавать своего состояния. Причем устала даже не физически, а морально. Слишком много пришлось сделать такого, на что раньше она не пошла бы ни при каких обстоятельствах. Но и выхода иного она не имела — допустить превращение родного мира в клоаку, где царит только корысть, а все люди являются потребителями, она не могла. Слишком хорошо знала, что из этого выйдет, какой кошмар. Потому сжимала зубы и шла дальше, притворяясь стальной. А ночами, оставшись наедине с собой, тихо плакала в подушку. Несмотря на ломку и все прочее, где-то глубоко внутри души еще оставалась прежняя Лена, наивная и даже немного глуповатая, но добрая девочка. Понимала, что пути назад нет и быть не может — но как порой тошно было от этого понимания!