Вера и власть

Станция не походила ни на что, созданное человеком. Это было скопище округлостей, трубок и конусов, сделанных из чего-то, более похожего на воспаленную плоть, чем на какой-нибудь строительный материал. Глаз не в силах был охватить всех этих кривых линий. Загадочное сооружение висело в космосе одиноко — кораблей поблизости не наблюдалось. Из сводки, переданной им перед выходом из скачка, Моррийон знал, что энергетический резервуар, питающий станцию, не позволяет подходить к ней кораблям, превосходящими сто метров по любой оси. Но почему даже мелких судов не видно?

В этот момент из конуса, которыми изобиловала станция, вышел корвет, такой же, как их собственный, и остановился менее чем в километре от Пожирателя, пуская огненные выхлопы из радиантов и отсвечивая в сиянии пылающих газов. Воинственная угловатость корабля контрастировала с действующей на нервы округлостью урианской станции.

Но тут необычность Пожирателя проявилась воочию, и Моррийон едва сдержал крик: станция шевельнулась.

На одной из ее секций медленно выросла ложноножка. Она поползла к конусу, из которого вышел корвет, а он нагнулся к ней и принял ее в себя, сузив свое отверстие в гротескном автосексуальном акте.

— Приготовиться, — объявили по коммуникатору со станции, и Моррийон понял, что конус — это причальный отсек, предназначенный для них. Что же теперь будет?

Из второго корвета вышел и ударил по ложноножке плазменный луч. Она испустила клуб газа, отпрянула и погрузилась в другой конус, который сомкнул вокруг нее свой сфинктер и начал перистальтически пульсировать. Моррийон с трудом подавил истерический смешок: ни дать ни взять декапусс сосет свое щупальце после схватки с щелкуном. Живая она, что ли, эта хреновина?

Причальный конус подался к «Акеридолу», вытянулся и раскрылся пошире, словно решив, что корвет, пожалуй, сойдет вместо раненой ложноножки. Вокруг овального входа извивались щупальца, напоминающие Моррийону цветы-животные, существующие в океанах почти каждой планеты Тысячи Солнц. Между щупальцами просматривалось слабое свечение шлюзового поля, а дальше — ряды вооруженных тарканцев в черной форме, выстроенных в ярко освещенном устье станции.

Не в устье, а в отсеке, нервно поправил себя Моррийон. В причальном отсеке.

Траловый луч с гулом захватил корабль и втянул сквозь кольца света в шлюз. Корвет остановился с легким толчком, и его двигатели затихли.

Анарис без единого слова встал и вышел, а Моррийон поспешил за ним.

Изнутри Пожиратель Солнц действовал на нервы еще сильнее, чем снаружи. Его полы, стены и потолки плавно, органически перетекали друг в друга — прямых линий здесь не существовало. Мало того, все это излучало красноватый свет, идущий откуда-то... из-под кожи, так и хотелось сказать. Этот свет, несмотря на свою кажущуюся яркость, не отбрасывал теней.

Точно в чьем-то желудке. Человеческая техника выглядела здесь хрупкой и неуместной. Моррийон заметил, что там, где в стену входят кабели, света нет и поверхность болезненно-серая и пористая.

В задней части отсека, за церемониальным строем тарканцев, с отвратительным сосущим звуком открылся проем и вошел Эсабиан в сопровождении Барродаха. Моррийона потрясла перемена в помощнике Эсабиана: худой, изнуренный, глаза горят, как у кота, и шмыгают из стороны в сторону.

Сам Эсабиан на вид не изменился. Он остановился перед первой шеренгой тарканцев. Анарис вышел вперед и достал из рукава пешах. Эсабиан слегка сузил глаза, и Моррийон взял себе на заметку спросить позже наследника о значении этого жеста.

Но тут Анарис надрезал маленьким кинжалом большой палец правой руки,

— Как я проливаю сейчас кровь нашего рода, так я пролил кровь твоего врага.

Моррийон изумленно отметил, что кровь, пролившаяся на палубу, исчезла без следа. А поворот головы Анариса позволял предположить, что от внимания наследника это тоже не ушло.

Как и от внимания Барродаха. Он уставился на то место, куда капала кровь, словно в ожидании чего-то ужасного.

Раскатистые гуттуральные звуки должарской речи продолжали звучать, и Моррийону вспомнилась церемония в причальном отсеке «Кулака Должара», когда Эсабиан поручил сыну сопровождать Панарха в ссылку.

Тогда все было совершенно по-другому.

Среди металлических переборок и машин крейсера должарский ритуал мести, палиах, выглядел весьма значительным. Здесь, в чреве Пожирателя Солнц, покинутого десять миллионов лет назад древней, необычайно могущественной расой, о которой никто почти ничего не знал, тот же ритуал порядком утратил свой смысл.

«Интересно, чувствует ли это Эсабиан», — подумал Моррийон, уверенный, что Анарис чувствует.

Внезапное движение Барродаха привлекло его внимание. Другой бори в страхе вскинул голову к потолку, где медленно надувалось что-то вроде опухоли или пузыря — слезообразный нарост, переливающийся от собственной тяжести. Моррийон знал, что тарканцы тоже это видят.