Вера и власть

Посвященный, взявшись за ворот жертвы, разодрал его надвое и сбросил одежду на пол. У Гештар захватило дух. Гладкая смуглая кожа юноши обтягивала могучие мускулы. Он сохранял грацию атлета даже под действием нуматаната, уже проникшего ему в кровь.

Мимолетная боль кольнула Гештар. Жертва напомнила ей Свенниса, самого одаренного и красивого из ее детей, ее старшего сына, которого она принесла в жертву на таком же обряде Откровения много лет назад. Это ввело ее в Третий Круг Ульшена. Гештар отгородилась от непрошеной памяти гневом: мальчишка бросил ей вызов, и это сделало его непригодным для всякой иной участи. Сентиментальность — тягчайший грех перед богом.

Молодой человек, совершенно покорный, позволил уложить себя на алтарь. Фелтон, дохнув на пальцы левой руки, коснулся ею горла Жертвы, а в правую взял нож. Из невидимых источников полились звуки, издаваемые торжествующим богом, — один древний провидец назвал их «гнетущим вселенским шипением». Они предвещали гибель Единосущия в бездне, ожидающей все живое в конце времен.

Энергия этого распада пронизала Гештар, как поток тьмы. Вот она, истинная власть, летящая в будущее верхом на неодолимой стреле Времени, сминающая глупцов, которые восстают против потока энтропии, растрачивая силы в тщетной борьбе. Гештар вознесла хвалу богу. Его имя слог за слогом рвалось у нее из груди, и она выплеснула его на алтарь в тот миг, как Посвященный открыл Врата. Ход времени нарушился, и бог явился им.

Железистый запах крови наполнил комнату. Семеро сбросили свои одежды и столпились вокруг, чтобы омыться, а Фелтон наполнил горячей жидкостью чашу и дохнул на нее. Красная кровь почернела. Гештар испила из чаши, вдыхая острый запах, — без этого впереди ее ждал бы не экстаз, а мучительная смерть.

Сухой шорох позади возвестил о близком блаженстве. Она торопливо омочила свои семь чакр, особенно глубоко проникнув в расщелину второй. Затем, не оглядываясь, она попятилась прочь от алтаря, глубоко склонилась, легла и закрыла глаза.

Первое прикосновение змей к ее коже отозвалось холодом. Раздвоенные языки трогали ее легко, вопрошающе, пробуя кровь Откровения. Затем холод сменился теплом: первые укусы острых как иглы зубов возвестили, что ее жертва принята.

Яд в ней боролся с кровью, преображенной нуматанатом, и ей виделось, как Панарх Брендон хай-Аркад на коленях просит у нее руки ее дочери, которую долгое заточение научило наконец послушанию.

Затем она почувствовала присутствие высшей силы и открыла глаза. Фелтон стоял над ней с кровавой ухмылкой на длинном лице. Держа в руке змею, он стал на колени между ног Гештар и отпустил божественного вестника. Гештар закричала от немыслимого, невыносимого наслаждения, когда бог вошел в нее и унес ее на волне удовольствия, неотличимого от боли.

16

Человек, который снился Иварду, был высок, выше даже, чем Вийя, и сложен сильнее, чем она. Прямые иссиня-черные волосы падали крыльями по обе стороны высокого лба, ниже которого под мощными надбровными дугами сидели черные глаза, блещущие саркастическим юмором, а еще ниже располагался длинный безжалостный рот.

Ивард, охваченный ужасом, пытался прервать сон, но не мог. Он знал, что будет дальше. Человек стоял в комнате цвета крови, стены которой пульсировали, как сердце. На ладони у него лежал зазубренный нож с черной рукояткой.

Человек перехватил нож и твердым, ловким движением разрезал себе запястье. Кровь закапала на пол.

Человек посмотрел вверх, и Ивард был вынужден сделать то же самое. Потолок в одном месте стал прогибаться, будто под действием жидкости, и там возник большой пузырь, похожий на гигантскую слезу.

Пузырь лопнул, и кровь, содержавшаяся в нем, хлынула вниз. Пенясь вокруг сапог черноволосого мужчины, она поднялась ему выше пояса. Мужчина откинул голову и засмеялся, а густое красное море унесло его прочь.

«НЕТ!» — беззвучно закричал Ивард.

Сон наконец отпустил его, и он, задыхаясь, сел на постели. Во рту пересохло, и на языке чувствовался железный вкус крови. К горлу подступила тошнота, но Ивард поборол ее. «Это уже не сон», — подумал он, глядя на свою изрытую постель и закапанную красным подушку. И потрогал языком щеку, которую прикусил во время своих медитаций.

Четвертый такой сон за неделю — и самый сильный.

Ивард, хотя проспал всего пару часов, встал, оделся и вышел. В квартире было пусто.

Он заглянул во все комнаты, даже в холодильник, где жили эйя. Они были на месте, и их тонкие пальчики гипнотически двигались, сплетая вместе тонкие металлические и хрустальные нити.

В другое время он охотно остался бы посмотреть — эйя редко позволяли кому-то смотреть, как они рукодельничают, но сейчас ему нужна была Вийя.

— Мы тебя видим, — просигналили ему эйя.

Ивард ответил тем же знаком, прикрыл глаза руками и спросил мысленно:

Где Вийя?

Два голоса у него в голове произнесли:

Мы слышим ее и Непостоянного.