Вера и власть

Капсула со свистом подошла, и Осри сел в нее. Еще одна встреча, а потом... он испытал странное ощущение внутри, не имеющее ничего общего с движением капсулы... потом он вернется к себе на квартиру. К Фиэрин.

Ночь коронации Брендона все еще представлялась ему скорее сном, чем явью. Тогда на той другой скамье лежала, тихо плача, темноволосая девушка...

* * *

Осри смотрел на нее. Ее волосы распались, закрыв ее тонкие руки, драгоценные заколки упали на дипластовый пол капсулы. Без непроницаемой дулусской маски она казалась совсем юной. Юной и тонкой, как тростинка, несмотря на пышное платье.

Пропали надменные светские манеры, пропал аристократический тон. Когда капсула остановилась, она даже не шевельнулась, и Осри пришлось тронуть ее за плечо.

Она отпрянула, как от удара, и сделала столь заметное усилие взять себя в руки, что Осри совсем позабыл о своей неприязни к таким, как она.

«Конечно, стоит ей чуточку оправиться, как она начнет помыкать мной, точно слугой, — угрюмо подумал Осри, помогая ей выйти. — Ну, ничего: если будет уж очень надоедать, отдам ее обратно Брендону, и пусть делает с ней что хочет».

Коридоры флотского комплекса, чистые, строгие и приятные на вид, всегда служили ему надежным прибежищем от хаоса высшего света. Но сейчас он вел по ним эту незнакомую даму, сожительницу пользующегося дурной славой Архона, и опасался своего же брата военного.

К счастью, почти все офицеры были на балу в павильоне, а дежурные оставались на своих постах, так что по коридорам никто не болтался.

Благополучно добравшись до его квартиры, оба испытали несказанное облегчение, но у нее это вызвало неожиданную реакцию — ее вырвало прямо на красивое платье, и она в обмороке повалилась на пол.

Если поездка сюда показалась ему нереальной, то следующие полчаса прошли прямо-таки сюрреалистически. Словно кто-то другой, а не Осри, умело раздел ее, вымыл, завернул в свой халат и уложил на узкую, уставного размера койку. Она глубоко вздохнула и свернулась калачиком, как маленькая, подсунув ладонь под щеку.

Осри прибрался, пропустил ее платье через стиральный автомат (вряд ли запрограммированный на драгоценности) и прилег в передней комнате. Кушетка была довольно удобной, но Осри спал не раздеваясь и все время прислушивался к дыханию девушки.

Поэтому, когда она около четырех вдруг закричала во сне, он сразу вскочил. Она сидела на постели с раскрытыми в ужасе глазами. Осри стоял около, не зная, что делать, но она в конце концов заметила его, пробормотала что-то вроде извинения, снова легла и закрыла глаза. Он ждал, пока ее дыхание не стало глубоким.

Она еще спала, когда хроно пробудил Осри от чуткой полудремы. Времени оставалось в обрез. Он достал ее платье из автомата, запихнул туда свой парадный комплект, вымылся, надел повседневную форму и оставил Фиэрин записку на включенном экране. Записка отняла у него больше времени, чем все прочие дела, — ему хотелось быть вежливым и в то же время крепко внушить девушке, чтобы она никому не открывала дверь.

Позавтракать — даже налить кружку кафа — он не успел. Поставив звукоизоляцию на высокий уровень, он выскользнул за дверь и поспешил в класс.

Когда он вернулся вечером, она все еще лежала в постели, но не спала — спокойная, с непроницаемыми серебристыми глазами. Былая неприязнь овладела Осри в полную силу.

Но тут она сказала;

— У вас усталый вид. Мне жаль, что вас вынудили прятать меня здесь.

Коллеги весь день поддразнивали Осри за бурно проведенную ночь. Теперь он впервые посмотрелся в зеркало — действительно, физиономия измята хуже некуда.

Она грациозно откинула одеяло и поднялась, по-прежнему одетая в халат Осри.

— Хотите, я помассирую вам чакры? — Серебристые глаза, несмотря на улыбку, оставались непроницаемыми. — Говорят, у меня хорошо получается.

— Нет, — выпалил он, отступив на шаг. — Э-э... вы что-нибудь ели?

— Я всего час как проснулась. И решила подождать вас, генц Омилов.

— Лейтенант, — машинально поправил он и вспомнил о хороших манерах — это ему, как хозяину, подобало перейти с официального на неформальный тон. Он немного помялся, думая о последствиях, но решил, что последствия в такой ситуации предугадать все равно невозможно, и сказал: — Зовите меня Осри.

Она поклонилась, сделав какой-то жест тонкими пальцами — Осри не понял его значения, но насмешки не усмотрел.

— А меня зовут Фиэрин.

Они заказали еду, и их трапеза не прошла в неловком молчании только благодаря искусству Фиэрин поддерживать легкий разговор.

Они не обсуждали событий предыдущей ночи, и она ни разу не упомянула о Тау Шривашти. Пару раз всплыло имя ее брата. Осри не знал, что ей сказать. Он недолюбливал томного насмешника Локри. Странно было видеть его длинные серебристые глаза на лице Фиэрин и слышать, как Локри называют Джесом — точно ему шестнадцать лет от роду.