Вера

— Это было излишне, — тихо сказал Фурд Кир, направляясь по тесному главному коридору к мостику. — Я знаю, насколько хорошо вы обращаетесь с оружием. С любым оружием. Вы могли ранить его. В ваших действиях не было никакой надобности.

— Но Тахл… — начала Кир.

— То, что сделал Тахл, — ответил Фурд, не повышая голоса и не поворачивая головы, — было неизбежно. А то, что сделали вы, неоправданно.

Несколько мгновений спустя, хотя никто на «Чарльзе Мэнсоне» об этом не узнал, ирония вывернулась наизнанку в третий раз.

Тахл не хотел убивать Буссэ; он не использовал яд, лишь сделал вид, чтобы отвлечь внимание толпы. Он в последний раз кинул жребий, а его когти пронзили плоть, не впрыснув токсина. Но Тахл не знал о больном сердце полковника. Неожиданная и быстрая атака шахранина вызвала обширный инфаркт, от которого Буссэ умер.

«Чарльз Мэнсон», чужой и неприступный, еще несколько минут стоял на девятой посадочной площадке одиноким, самодостаточным отрицанием всего вокруг. Потом тихо, не запрашивая разрешения у Блентпорта, включил магнитный двигатель и без всякого сопротивления поднялся в воздух. Набрав необходимую высоту, переключился на ионную тягу, покинул атмосферу Шахры и без всяких церемоний, не проходя процедуру идентификации, миновал серебряный строй оборонительного кордона. Примерно в то время, когда доктора поняли, что имеют дело не с ядом, а с сердечным приступом, флот сомкнул ряды за «аутсайдером»; словно проститутка, поправляющая одежду после ухода клиента.

Часть пятая

1

Фурд окинул взглядом мостик. Один за другим все замолчали.

— После этого, — он махнул рукой, указывая на еду, выставленную перед ними, — будут только пилюли и гиперконцентраты. Наша последняя нормальная трапеза до самого окончания миссии.

— И прежде чем миссия закончится, — сказал как всегда бестактный Смитсон, — один из нас предаст вас.

Он походил на гуманоидную смесь рептилии, моллюска и чего-то еще, не поддающегося классификации. Для неверующего нечеловека, который не слишком часто путешествовал по Содружеству, он очень хорошо знал человеческие культуры и религии. «Только пользуется своими знаниями исключительно для издевок», — подумал Фурд, равнодушно разглядывая подчиненного. Тот воззрился в ответ, как будто понимал, чем сейчас занята голова коммандера, что, впрочем, вполне могло оказаться правдой. Смитсон был высоким, серым и влажным, а его большие и умные глаза, казалось, видели все; теплые и золотые, словно моча.

Через несколько секунд Смитсон выпустил и быстро втянул вторичную конечность из нижней части тела, в его невербальном словаре это равнялось пожатию плечами. Фурд посчитал жест за примирительный.

Последняя трапеза началась без всяких церемоний и проходила в тишине. Разговаривали редко, вполголоса и на самые общие темы, звук был чуть громче звяканья приборов по тарелкам. Когда остальные закончили, Тахл еще ел, но все уже привыкли к тому, как он потребляет пищу, потому даже не обратили на него особого внимания: к тому же на тарелке шахранина лежало не живое мясо, а специальная заготовка, выращенная в культивационных чанах «аутсайдера», с искусственной нервной системой, включающей моторные рефлексы. Подавали ее, разогревая до температуры тела. Тахл всегда следил за тем, чтобы есть аккуратно и медленно, не думая, что перед ним лежит настоящая добыча.

Смитсон всегда справлялся с пищей быстрее всех. Он был экстремальным вегетарианцем и всем телом всасывал концентрированную овощную слизь, расщепляя ее на субатомном уровне столь же эффективно, как плотоядные вытягивали питательные вещества из мяса. Он даже ел, как хищник, быстро, агрессивно, вечно оглядываясь по сторонам.

Фурд настаивал, чтобы редкие трапезы на мостике команда проводила вместе, провоцируя людей на возражения. К его досаде, никаких жалоб не было, хотя столь либеральный жест раздражал Тахла и Смитсона: их обоих несколько беспокоили человеческие кулинарные привычки, хотя и по разным причинам, и они предпочли бы есть в одиночестве.

Мостик находился в круглом отсеке, расположенном в середине корабля. Офицерские консоли по периметру повторяли очертания изогнутых стен. Те закрывал сплошной экран, тонкий, словно нанесенный краской. На него выводились данные с тысяч наблюдательных приборов по всему корпусу корабля; обычно экран показывал то, что мог увидеть человеческий глаз, но изображение можно было увеличить, отфильтровать или изменить длину волны, чтобы дать картинку в любом электромагнитном диапазоне. Одно только сведение воедино информации, поступающей с датчиков слежения, и обеспечение непрерывной и постоянно обновляющейся панорамы в 360 градусов было невероятно сложной задачей и требовало компьютера размерами чуть ли не с большой палец Фурда.