Верь мне!

— Я заблокирую дорогу за двадцать минут. И сразу же вернусь. Тебе чего-нибудь принести пока? Может быть, воды?

— Воды, — она не испытывала жажды, но ей не хотелось, чтобы он так сразу уходил. Так приятно чувствовать, что ты чувствуешь себя хорошо! Она не могла этого объяснить, но у нее, похоже, начиналась новая жизнь.

Он принес воды. Когда Элисон брала у него полную кружку, их руки встретились, и по ее коже как будто пробежал электрический разряд. Чтобы проверить себя еще раз, она провела пальцами по еле заметному шраму на его лице.

— Откуда это у тебя?

Он взглянул на нее, изумленный тем, что она так запросто дотронулась до него. И потом, он уже совсем забыл про этот детский шрам.

— Джон Таллис рассек коньком, в шестом классе. Наложили десять швов, насколько я помню.

— Знаешь, твоя челюсть болит, потому что я ударил тебя, — это неожиданное признание облегчило его душу. — Ты… ты дала мне настоящий бой.

Желание поцеловать ее, овладевшее всем его сознанием, было непреодолимо. Медленно, но неотвратимо он склонился над ней, как бы прося позволения. А затем, не касаясь ее руками, закрыв глаза, поцеловал.

В другое время такой поцелуй мог бы завести его неизвестно как далеко. Но сейчас Зекери закончил его так же, как и начал, нежно, осторожно, не касаясь ее лица своим колючим подбородком.

— Я только что поцеловал фотомодель Галле! — пошутил он, когда реальность вернулась к ним. — Давай еще раз, в честь дня, когда мы выберемся, наконец, отсюда!

— Если ты обещаешь побриться… — удалось отшутиться ей. Элисон испытывала в этот миг чувства, которые уже не надеялась испытать когда-нибудь еще в своей жизни.

Это, конечно, не был тот интимный долгий взаимный поцелуй, который приснился ей на рассвете. Но он был неясным приглашением ей быть открытой и ласковой с Зекери. Элисон робко улыбнулась, наслаждаясь ощущениями, которые он пробудил в ее теле, она всматривалась в его немолодое лицо, тонкий шрам, приподнимающий слегка одну бровь, тяжелый подбородок с упрямой линией рта, заросший трехдневной щетиной.

— Договорились!

Он хотел уже снова поцеловать ее, желая в этот раз отдаться полностью на волю чувств, но взял себя в руки и быстро вышел под дождь.

Она все еще ощущала вкус его поцелуя и с нетерпением ждала его возвращения. Он отсутствовал уже больше двадцати минут. Сквозь шум ливня Элисон послышался странный звук, и ее приятное воспоминание вмиг рассеялось. Это, наверное, птица или какое-нибудь животное, — подумала Элисон.

Когда же звуки, похожие на тонкий жалобный плач, донеслись снова до ее слуха, Элисон поспешно устремилась к выходу. Стоя под дождем, она разглядела за серо-зеленой стеной ливня Зекери, бредущего в ее пончо. Чувство облегчения сменилось в ее душе некоторым беспокойством, когда она заметила еще кого-то рядом с ним. Луизита! Где он отыскал ее? Они быстро приближались. Зекери помогал Луизите подниматься вверх по склону к пещере.

Элисон окликнул их, но Зекери подал ей знак молчать, поэтому Элисон тихо ждала, пока они ни вступили мокрые от дождя под надежные своды пещеры.

К радости Элисон примешивалась тревога. Она видела по их лицам, что что-то случилось. Луизита сразу же устремилась к огню, а он, сняв панчо, расстегнул молнию куртки. Пораженная, Элисон увидела новорожденного младенца, который громко приветствовал ее голодным плачем. Так вот откуда были эти странные звуки!

Зекери заметил ошеломленное выражение ее лица.

— Не задавай пока вопросов! — попросил он.

— Малыш хочет есть, — Луизита торопливо открыла мокрый чемодан, достала бутылочку с соской и детское питание. Она развернула ребенка и поменяла его влажные пеленки. Голый малыш беспокойно сучил в воздухе ручками и ножками.

Зекери взял жестянку с питанием, достал свой армейский складной нож, выдвинул лезвие, прокалил его в огне, а затем проколол острием отверстие в крышке банки.

— Я все объясню тебе чуть позже, — сказал он. А сейчас надо, чтобы он уснул. Наполни это до половины.

Элисон взяла пустую бутылочку и налила в нее немного молока.

— А разве это не надо подогреть? — Элисон ничего не понимала в уходе за детьми и в самих детях, а этот к тому же был багроволицый и недовольно орущий.

Зекери взглянул на зашедшегося в плаче ребенка, которого Луизита уже успела перепеленать в сухое, и протянул бутылочку с питанием.

— Я думаю, что в таких походных условиях можно обойтись и комнатной температурой молока.

Голодный младенец жадно сосал резиновую соску, надетую на бутылочку. Порядок и спокойствие вновь установились в пещере. Луизита отошла несколько в сторону, чтобы там покормить ребенка.

Зекери снял свою куртку и повесил ее вместе с красной шалью и пеленками сушиться над костром.

— У меня для тебя есть и хорошие и дурные новости, — начал он, стягивая через голову свою футболку. Он выжал ее и снова надел, чтобы та высохла прямо на теле.

— Хорошая новость — завал сработал.