Верь мне (СИ)

— Это не повод пользоваться ситуацией и красть, — Макс вдруг примолк и лишь через некоторую паузу тихо продолжил, — чужую женщину.

Лика моментально обернулась: это Руслан, значит, крадет «чужую женщину»? Власов, отвернувшись к боковому окошку, старательно разглядывал пейзаж за стеклом… Какие красивые, однако, деревья!

— Еще недавно эту «чужую женщину» ты сам подложил под другого, — тихо отметила Лика. — Ты ее ненавидел и всячески пытался от нее избавиться. Макс, ответь мне честно, ты ведь здесь только потому, что мама попросила?

Власов внимательно посмотрел на Лику. А он уж грешным делом подумал, что все обиды она позабыла. Не позабыла она ничего. Макс усмехнулся как-то грустно и все же ответил:

— Да, твоя мама просила меня помочь. Но я здесь не только поэтому. Ты нужна мне, Лик. Очень нужна, — повторил Макс, глядя ей в глаза. — Было бы иначе — меня здесь сегодня не было б.

Ей показалось, что она ослышалась — так тихо и так желанно прозвучали слова, которых она, казалось, никогда уже не дождется. Эйфория вмиг стерла все плохое. Пусть мир их слишком хрупок и в любой момент может разлететься на осколки, сделан всего лишь первый шаг, но от слов Макса так тепло на сердце стало… С Русланом так не было.

Теплая мужская ладонь перехватила женскую ладошку. В сплетении пальцев заискрился их маленький мирок разрядами молний. Оба вспомнили недавнее безумие и оба предвкушали продолжение, которое просто обязано поставить точку во всех обидах. Лика то и дело оборачивалась на сидящего рядом парня, смущенно улыбалась и старалась не думать о том, какое крепкое, сильное у него под футболкой тело, какой в штанах горячий гладкий… Воспоминания о шраме омрачили радужные мечтания. Но все позади уже, а сейчас он признался, что она ему нужна, и нет в эту минуту ничего важнее и желаннее этих слов. А раны его она залечит. Как же хочется коснуться, опять почувствовать его руки, губы на себе… «Так, Лика, следи за дорогой! Лика, следи за дорогой!» — твердила она про себя как мантру и опускала боковое стекло, нагоняя в салон свежий воздух — быть может, хоть он вернет ей самообладание…

Шалун-ветер залетел в салон и потрепал еще влажные волосы девушки за рулем. Парень рядом протянул руку и осторожно убрал с ее лица непослушную прядку. Всего одно невинное прикосновение — а Лике не хватило воздуха. Она старательно следила за дорогой, слушала указания Макса куда ехать, но мысли то и дело возвращались к тому, как хочется остановиться где-нибудь, переползти на коленки к нему и за все свои слезы, и за эту треклятую дрожь в своем теле ему отомстить. Мучительно долго и до безумия сладко. Никогда еще она не чувствовала себя такой блудливой кошкой, как сегодня: ни одной трезвой мысли в голове — хочется только остановить машину и забраться к нему на коленки. Хочется стянуть с него футболку, дразнить его и изнывать самой, испепеляясь в огне жесткой его хватки и злых поцелуев… И щетина его ее не пугает, и синяки, что непременно завтра останутся на коже, ее не страшат, и целоваться с ним ей нравится до сумасшествия… Черт, она сейчас непременно в кого-нибудь врежется!

— Лик, — насторожился Макс, с опаской поглядывая на девушку. — Ты в порядке?

Лика молча кивнула. Но видит Макс, как едва заметно поглаживает она кожаную обшивку руля, будто бы не руль это вовсе — и от жеста этого самому в одежде становится тесно. Видит Макс, как она губы кусает, невесть о чем грезя; как дышит рвано, тяжело, и от дыхания ее натягивается на груди тоненькая рубашка, сквозь которую уже проступают бесстыже выпирающие сосочки…

— Съезжай на обочину, — тихо сказал вдруг Макс, накрывая ладонью Ликину руку.

Лика возражать не стала — послушно съехала, аварийку включила… На спинку кресла откинулась и задрожала, уже даже не пытаясь дрожь свою спрятать.

— Да что с тобой? Ну-ка иди сюда, — Макс отстегнул ремень безопасности и потянулся к Лике — а она прильнула к нему сразу же, вцепилась как кошка…

— Не могу больше, Власов, — тихо проговорила она, заливаясь краской стыда. — Звучит пошло, но… хочу тебя. Не представляешь, как хочу…

Если б только знала она, как он тоже этого хочет! Только не как в отеле, а по-настоящему. Так, как десять лет уже не было. Макс резко склонился к Лике и впился в уже раскрытые для него губы. Больно? Очень. Грубо? Как дикарь.

Но мало ей этого дикого, болезненного напора. Обнимала его, целовала, а руки так и норовят футболку стянуть — лишняя она на нем. И штаны лишние. Так хочется опять почувствовать тепло живого тела, а еще лучше — его тяжесть, первобытную мощь, такую, как там, в отеле, когда прижал ее к стене, спеша сделать своей; может, хоть тогда угомонится ее собственное тело, которому уже и рубашка жмет, болезненно касаясь кожи, и джинсы явно лишние…

Но стянуть с себя футболку Власов не дал — убрал Ликины руки, легонько укусил за разочарованный всхлип и, целуя, сам к ней под рубашку залез; он груди ее коснулся — а она выгнулась в его руках, затрепетала и к нему всем тельцем своим потянулась, пряча опьяневший взгляд под длинными пушистыми ресницами.