Верь мне и жди

Ты запел. Мне было нестерпимо стыдно перед Гошкой и соседями, но слезы текли и текли, а я и не пыталась их остановить. Хорошо еще, тушь не размазалась, а то было бы вовсе неприлично.

Ты покорил зал, такой пестрый и разнообразный. Конечно, здесь не было случайных людей — они все пришли на тебя, но твоя новая программа совсем не походила на то, что ты делал раньше! А я еще раз поняла, что угадала тебя. И что бы потом ты ни писал, какой бы облик ни принимал, я знаю, какой ты…

Твоя музыка в исполнении симфонического оркестра, твои аранжировки, твой голос… Как я не сошла с ума? Ты часто говоришь мне, что я чересчур чувствительна, это ненормально. А может быть, это и есть норма, кто знает?

Мы возвращались в гробовом молчании. Я не хотела говорить, а Гошка боролся с ревностью. Верно, мне не следовало идти с ним на этот концерт, но тогда я не услышала бы тебя, не пережила бы эти прекрасные мгновения. Гошка проводил меня до подъезда и мрачно изрек:

— Можно не спрашивать, понравилось тебе или нет.

— Прости меня, Гошка, — шепнула я и, чмокнув его в щеку, скрылась в подъезде.

Надо ли говорить, что я не спала всю ночь, слушая твои новые песни? Я плакала и смеялась, глядя на твой портрет. Я жила. Но за ночью грез следовал рассвет. И дальше — долгая жизнь без тебя…

Гошка исчез на некоторое время. Он не звонил, не приезжал поесть, а я этого даже не заметила. Я впала в жестокую хандру. Новый год встретила с телевизором и бокалом шампанского, а на Рождество девчонки протрубили очередной сбор. Я и с ними боялась встречаться, страшилась выдать свое непристойное самочувствие. Однако делать нечего.

В назначенный день я наготовила вкусностей, даже торт испекла, хотя все мы перманентно худеем. Девчонки приехали после работы, голодные как волки. Нам было о чем порассказать друг другу: не виделись более полугода. Увидев подруг, я с сожалением отметила знаки времени на их усталых лицах. Однако это только в первый момент. Точно так же, наверное, и они оценили меня. Про близких людей, с которыми редко встречаешься, сначала думаешь: «Как постарели!» — а через пять минут уже видишь их прежними.

Катя рассказала о защите кандидатской диссертации, о некоторых пациентах. Шурка могла о своих оболтусах говорить бесконечно, она их обожала. Почитала нам стихи одаренного ученика. Действительно, чудесные стихи. Она молодец, развивает таланты, заставляет ребят думать, сочинять. Чем могла похвастаться я? Тем, что мне смертельно надоела моя работа, чужие, чаще бездарные, рукописи? Что каждый день для меня мучителен, с работы я рвусь домой, где есть твоя музыка, твои фотографии? Бросить издательство? А что я могу еще делать? Сказать им, что в этой жизни меня интересуешь только ты? Я знаю заранее, что скажет Катя. По части психических отклонений она специалист.

Однако девчонки милосердно оставили меня в покое. Мы выпили хорошего крымского вина, привезенного Катей от мамы, я взялась за гитару и спела свои старые песенки. Позвонили друзьям молодости, напомнили о себе. Что еще надо для счастья? Милые подруги, вкусная еда, старые песни… Я даже немного расслабилась и решила уж было, что на этот раз пронесло: все прошло удачно. Однако девушки мои переглянулись со значением. Ничего хорошего это не предвещало.

— Что ты делаешь в субботу? — начала издали Катя.

Я неопределенно пожала плечами:

— Как всегда. Генеральная уборка, стирка, чистка ковров.

— А вечером?

— То же самое.

Шурка не вынесла:

— Ну, уборка от тебя никуда не убежит! Один вечер-то можно освободить!

— Для чего? — безнадежно удивилась я.

Катя достала из сумочки билеты:

— Идем в Киноцентр на Бертолуччи. Билет оставляю тебе на всякий случай. Сбор у входа за полчаса до сеанса.

Мы тепло попрощались в надежде на скорую встречу. Катя не преминула напомнить, стоя на пороге:

— И не вздумай не прийти! Никакие отговорки не принимаются!

С этим они и ушли. Они так и не сказали, в каком составе мы идем, поэтому я удивилась безмерно, когда в субботу возле Киноцентра ко мне подошел молодой мужчина приятной наружности и спросил:

— Вы Ольга?

— Да, — растерянно ответила я.

— Ваши подруги прийти не смогли, они просили меня вас сопроводить.

Ах, они коварные! Явно все это было задумано с самого начала! А ведь по телефону обе твердили: «Да-да, встречаемся!»

Заговорщицы негодные! Что мне оставалось делать? Я спросила незваного кавалера:

— Как вас зовут?

— Простите, не представился. Виктор.