Верь мне

Патрик любит театр. Это очевидно еще до того, как мы усаживаемся на свои места. Кажется, он оживает, упиваясь нашим окружением, другими зрителями, гулом ожидания.

Его всегда тянуло к иллюзии, говорит Патрик, к идее, что одна вещь может скрывать за собой другую.

– Я мечтаю, что когда-нибудь напишу собственную пьесу о Бодлере и двух Венерах, – делится он со мной, пока мы ждем начала спектакля. – Похоже, эта история создана специально для театра. Не для такого вот классического театра, конечно же, – он должен быть экспериментальным, готовым иметь дело с действительно провокационным материалом.

– Как бы ты сделал это в пьесе?

Патрик Фоглер думает.

– Вероятно, я бы построил действие вокруг суда над Бодлером, когда «Цветы зла» были запрещены за непристойности. Я люблю хорошие драмы, где действие происходит в зале суда.

– И я.

– Неужели? – Патрик искоса смотрит на меня. – Лучший фильм с действием из зала суда?

– Это легкий вопрос. Точно не «Двенадцать разгневанных мужчин», хотя его и снял сам Сидни Люмет. Скорее уж…

– «Вердикт», – одобрительно завершает мою фразу Патрик Фоглер. – Автор сценария – Дэвид Мэммэт.

Я киваю.

– Правда, мой любимый киножанр – нуар. Особенно нью-йоркский нуар. Есть такой фильм «Лаура» с Джин Терни в главной роли.

– Я видел его, наверное, сотни раз. Помнишь ту часть, где…

Ожидание, когда погаснет свет, разговоры о фильмах и пьесах, которые мы оба любим… Мне приходит в голову, что этот вечер, вероятно, можно считать одним из лучших свиданий, какие только со мной случались. Конечно, если не думать о микрофоне и слушателях.

А я и не думаю. Или, по крайней мере, мой персонаж не думает, а просто наслаждается жизнью.

Первая половина спектакля проходит даже лучше, чем я ожидала. Я ассоциирую себя с Геддой – женщиной, которая вляпывается в полное дерьмо только потому, что ей скучно в повседневной жизни. Гедда постепенно погружается все глубже и глубже в ад своих поступков, пока окончательно не выходит из-под контроля. Играют актеры так хорошо, что в антракте мне даже не хочется говорить. Хочется оставаться внутри мира Ибсена, пока не придет время для второго акта.

Подхватив мое настроение, Патрик тихо говорит:

– Нам не нужно пока общаться, ждем продолжение.

Я слышу за спиной ядовитый голос:

– Конечно, переигрывание всегда нравится публике. Они ведь не знают ничего лучше, бедняжки. О, привет, Клэр!

Я пытаюсь ускользнуть, но слишком поздно. Это актер, некий Рауль. Друг друга Джесс.

– Дорогая, разве это не дикое зрелище?

Он подставляет мне щеку для поцелуя.

– Мне нравится, – слабо отвечаю я.

В этот момент Патрик возвращается с двумя пластиковыми стаканчиками вина. Он ставит их на стол и вопросительно смотрит на Рауля и его друзей, ожидая, когда их представят.

– Да? Возможно, когда не работаешь какое-то время, становится сложнее судить, – усмехается Рауль.

– Это Рауль, – неохотно говорю я Патрику. – Недавно он играл поющую крысу в мюзикле.

– Поющую белочку, если быть точным, – говорит Рауль. Вдруг он прищуривается. – Послушай-ка, Клэр, откуда у тебя этот странный акцент? Ты стала местной в надежде получить работу?

– Я слышала, второй акт лучше, – говорю я, чтобы отвлечь знакомого, но Рауль, начав, не собирается сдаваться.

– К теме акцентов: я недавно видел тот лакомый кусочек из бара «Харлей». Полагаю, вас можно поздравить? «Боже, как же хорошо нам было с Клэр прошлой ночью. Если бы мы трахались чуть сильнее, я бы кончил обрезанием».

Рауль идеально копирует австралийские гнусавые нотки в голосе Брайана. Его друзья льстиво смеются. Патрик тоже хихикает.

Он делает шаг вперед и обнимает Рауля за плечи, словно поздравляя с очень остроумной шуткой. Затем внезапно Фоглер резко опускает всю тяжесть своей головы на нос противника. Рауль падает на пол, как марионетка. Позади нас женщина в шоке ахает.

Молодой человек, стоя на коленях, мягко кланяется ковру. Из носа капают кровь и слизь.

– Хочешь посмотреть второй акт? – спокойно спрашивает Патрик. – Или нам лучше уйти?

37

– Неприятный тип, – говорит он, когда мы выходим. Моросит легкий летний дождик, но Патрик, кажется, его не замечает.

– Актеры могут быть такими говнюками, – неуверенно соглашаюсь я.

Мы идем на запад.

– А что, кстати, он имел в виду? – спрашивает Патрик, высматривая свободных таксистов.

– Что именно?

– О том, что ты не работаешь.

– О. – Я пожимаю плечами. – У меня была глупая мысль попробовать стать актрисой. Рауль и его друзья быстро дали мне понять, что это было лишь мое глупое честолюбие.

– Я думаю, это отличная идея. Тебе нужно нечто, способное задать направление твоей жизни. У тебя это хорошо получится. Ты должна попробовать поступить на театральную программу в Колумбии. Они занимаются частным обучением.

Появляется такси, и Патрик жестом останавливает машину.

– Восточный Гарлем, – говорит он водителю, придерживая для меня дверь.

– Я не могу позволить себе обучение, – говорю я, как только мы садимся и водитель снова выезжает на дорогу.

– Я одолжу тебе денег.