Верь мне

Если вдруг что… Мать вашу, не прощу себе!

– Максимум в жопу или в ногу ранят. Ничего страшного. Жить будет, – размышляет Тоха, читая, как это часто бывает, мои чертовы мысли.

Умышленно говорит легкомысленно, но я-то знаю, что это сейчас наносное. Подтверждением тому служит следующее возмущение, когда Филя, наконец, не очень удачно спрыгивает на землю.

– Ты, бля, посмотри на этого урода!

Смотрю. И точно так же закипаю, наблюдая за тем, как тот встает с колен и принимается отряхивать свои ебучие брючки.

– Я его грохну, – цедит Тоха дальше. – Отвечаю, я сам его грохну, пусть только сядет в эту ебаную тачку. Сука, чмошник! – все это летит сердито, но глухо.

Я же не выдерживаю. Слегка высовываюсь из окна и басом горланю:

– Шевели, блядь, поршнями сюда!

Филя подрывается и буквально залетает в машину.

– Есть? – коротко спрашиваю, поймав в фокус его укомплектованную башку.

– Есть, – демонстрирует флешку.

– Молоток, – хвалю я. – Но на «пальму» ты больше не лезешь, – выдаю это, прячу ствол под сиденье и резко стартую с места.

– А надо будет еще лазить? – теряется Тоха, который уже хотел в прямом смысле настрелять Филе.

Нет, один фофан он ему в шлем все-таки заряжает. Гул по салону идет.

– Конечно, надо, – перевожу дыхание и ухмыляюсь. – Информация разделена на две части, как и оплата. Дабы никто никого не кинул и не подставил.

– Зашибись, блядь, – сокрушается Тоха.

– Че? – усмехаюсь я, выруливая на трассу.

– Ниче.

– Значит, едем к тебе, мультики смотреть? – спрашивает, как ни в чем не бывало, Фильфиневич. Тряхнув гривой, набирает что-то в мобильнике. – Интересно, что там такого важного.

Прикидываю, что мать должна бы давно покинуть квартиру. И соглашаюсь с таким раскладом.

– Едем.

Только вот, когда я уже паркую тачку во дворе своего ЖК, на мой телефон прилетает сообщение.

Сонечка Солнышко: Можем еще раз поговорить? Сейчас. Пожалуйста.

Сердце тотчас в колотушку для гонга превращается. Лупит со всей дури мне в ребра. И само же начинает захлебываться кровью.

Я не думаю. Просто набиваю ответ.

Александр Георгиев: Где?

Сонечка Солнышко: Можно я приеду к тебе домой?

Смотрю на застрявших у подъезда пацанов. Они, конечно, уже раскурились и стартовали с какими-то обсуждениями, хрен выпрешь теперь.

Александр Георгиев: Забрать тебя?

Сонечка Солнышко: Нет. Я уже почти около твоего дома.

Выброс эндорфинов в моем мозгу столь мощный, что моя голова, превращаясь в лампочку, освещает половину двора.

Александр Георгиев: Ок. Только я не один.

Сонечка Солнышко: Я тоже не одна.

Что еще за херота???

33

Все, что я вижу – наш с Георгиевым мир.

© Соня Богданова

– Здравствуй, София.

Высокомерие в голосе этой стервы – простите, Сашиной мамы – слишком ожидаемо и, должна признать, идеально соответствует создаваемому ею образу, чтобы я еще обращала на это внимание.

Мне давно плевать, как она ко мне относится. После всех событий я не испытываю даже страха. Несмотря ни на что, почему-то уверена, что она больше не посмеет причинить мне вред.

– Что вам надо? – выталкиваю резковато, напоминая ей, что я не настолько хорошо воспитана, чтобы обмениваться какими бы то ни было любезностями с человеком, которого всей душой ненавижу. Пусть это и касается естественного для большинства из нас приветствия. – О каком таком пике вы писали? Вопрос жизни и смерти? Это касается Саши? Я здесь только ради него, – как обычно, размазываю наносное хладнокровие волнением.

Но и тут мне чхать, какое впечатление на эту женщину я произвожу. Тревога за Сашу заставляет меня сходить с ума.

– Присядь, будь так добра, за столик, София.

Я опускаюсь на стул и лишь после этого обвожу взглядом зал прокуренного помещения спортивного бара, на разговор в который меня пригласила Георгиева.

– Почему здесь?

– Потому что здесь никто не станет подслушивать.

Вздрагиваю от неожиданного хорового «Гооооол!». Снова оцениваю собравшуюся публику и мысленно соглашаюсь.

– И часто вы, госпожа южная крестная мать, здесь допросы проводите? – едко усмехаюсь.

Людмила Владимировна хоть и старается делать вид, будто смотрит на мое ребячество снисходительно, а все же меняется в лице.

– Давай по существу, София. Препирательство и взаимные издевки меня не интересуют.

– Да что вы? А что же они интересовали вас раньше, когда вы вломились к нам с Сашей в спальню, например? Или пару минут спустя, когда обзывали меня последними словами и сыпали ужаснейшими угрозами?

Не собиралась это вспоминать. Ведь это ничего не изменит. Я правда согласилась на встречу только потому, что волнуюсь за Сашу. Но Людмила Владимировна так неимоверно раздражает своим задранным носом, что, само собой, хочется его утереть.

Вот она все выше его поднимает. Поджимает губы. Презрительно кривится. И вдруг выдает:

– Возможно, я была неправа.

Я так ошарашена этим признанием, что какое-то время даже моргнуть не могу. Не то что пошевелиться или что-то сказать.

Ад замерз?! Однозначно, он замерз!

Без последствий такие повороты не проходят.