Конечно, если женщина шла одна, то она шла в город. Сорча старалась не закатывать глаза, но не справилась. Куда еще могла идти женщина, если не в город? Глупый мужчина.
— Я иду в храм.
— В какой храм? В церковь?
— Нет. В лесу.
— Ах, — он нахмурился. — Ты бы не призналась в этом до своего исчезновения.
— Люди меняются.
— Видимо, да.
Ее сапоги хрустели по снегу, оставляя едва заметные следы. Она не собиралась стоять и слушать его слова про ее жизнь. Она не хотела говорить с мужчиной, который хотел подчинить ее своей волей.
— Так где ты была?
Он не знал, что нужно было вовремя уходить.
Холмы вокруг них были белыми. Деревья не торчали из земли, только небольшие горки отмечали, где были каменные стены. Даже овцы держались у амбаров в это время года. Никто не хотел забредать далеко от безопасности огня.
Сорча укуталась в плащ плотнее, опустила голову. Может, если повезет, Геральт уйдет.
— Ты меня слышала? Я спросил, где ты была.
Она вздохнула.
— Ты уже сто раз это спрашивал.
— Да. И ты так и не ответила.
— Не знаю, почему я вообще должна тебе отвечать.
— Не должна. Но я хочу знать.
— Зачем?
— Я переживаю за тебя, Сорча. Ты это знаешь.
Если бы она закатила глаза еще сильнее, увидела бы свою макушку.
— Ты переживаешь из-за того, что придумал обо мне! Ты меня не знаешь.
— Знаю! Я знал тебя с детства.
— Ты проезжал мимо меня с отцом пару раз. Это не считается за знакомство.
Его топот по снегу бил ей по нервам. Он не знал, как быть тихим? Она хотела мирно дойти до храма! Она так много просила?
— Я говорил с Брианой через стену, и она сказала, где ты была. Ты рассказывала, что была в мире фейри?
— Бриана много болтает, — буркнула Сорча.
— Ты же знаешь, что фейри не настоящие, Сорча?
Она бросила на него взгляд и замерла. Он не имел права указывать ей, что настоящее, а что — нет. Он сильно давил, хотя знал больше простой женщины, и ей надоели мужчины, у которых было высокое мнение о себе.
— Геральт, небо синее?
— Да, — он ответил в замешательстве, глядя на нее, как на сумасшедшую.
— Трава зеленая?
— Да.
— Но сейчас она белая.
— На ней снег.
— Тогда откуда ты знаешь, что под ним трава зеленая?
— Потому что я ее видел.
— А если бы не видел? — она указала на поля. — Если бы ты не видел траву раньше, знал бы ты, что она зеленая? Ты бы не подумал, что трава белая?
— Я бы сдвинул снег.
Она подвинула сапог, и из-под снега стало видно пожелтевшую мертвую траву.
— И ошибся бы, да?
— Чему ты пытаешься меня научить?
— Ты не видел фейри, но думаешь, что знаешь о них. Перед тем, как судить, что холмы зеленые, предлагаю хотя бы попробовать их увидеть. Фейри не понравится, что ты пойдешь в их храм без разрешения. Мне нужно идти одной.
Его рот раскрылся, и она не ждала, чтобы увидеть, что он сделает. Геральт долго пытался завоевать ее. И, хоть он был бы хорошим мужем для женщины, он не годился в мужья ей.
Женщины для него были плоскими. Они помещались в коробочку, которую он сделал, чтобы объяснять их поступки. Сорча потрясала его всякий раз, когда открывала рот. Может, потому она интересовала его. Но дело явно было в желании приручить ее.
Этого не будет.
Снег захрустел за ней.
— Если и дальше будешь идти за мной, Геральт, я брошу тебя в снег. Оставь меня.
— Ты изменилась! — крикнул он.
— Да, — сказала она.
Заметил не только ее отец. Горечь в ее сердце стала неуправляемой. Боль сделала ее злой, и это была не физическая боль, которую можно было залечить травами.
Бран ошибся. Он сказал, что она не развалится, что она найдет смысл в спасении жизней.
Она сделала наоборот. Гнев терзал ее душу, пока она смотрела на жертв кровавых жуков как на слабых существ. Сорче не нравились изменения в ней, но она не знала, как их остановить.
Лес появился вдали. Снежный шквал двигался к ней, но достаточно маленький, чтобы не задел ее, как только она скрылась под деревьями. Ветки, покрытые снегом, пригибались до земли, словно кланялись ей, когда она ступила в тени.
Если бы. Она хотела бы, чтобы деревья ее слышали, чтобы мужчина вышел из их коры и поманил ее за собой.
— Иди к нам, — сказал бы он. — Отыщи скрытые тайны и кольца фейри.
Она покачала головой. Жители деревни говорили, что она сошла с ума. Что ее похитил незнакомец, творил с ней ужасное, и она сломалась. Почему еще она говорила о фейри, как о настоящих?
— Всегда странная, — буркнула она, пригибаясь под веткой. — Всегда верящая не в то.
Лес был тихим. Слишком тихим.
Ветки не тянули ее за волосы, прося скрыть гнев. Птицы не пели. Только тишина и приглушенный гул снега, падающего с деревьев.
Где были фейри? Где был ветер, что трепал ее волосы?
Хмурясь, она вышла на знакомую поляну с тревогой. Что-то было не так.
— Это я. Я оскорбила тебя, Мака?
Даже свет пропал из священного места. Вода не журчала на камнях. Вырезанный трискелион потускнел, не сиял магией.
Она не думала, что они так ее накажут. Молчание было хуже угрозы смерти.
— Вы больше не позволите мне увидеть вас? — слеза покатилась по ее щеке. — Вы не можете от меня скрываться. Я вижу сквозь ваш морок!
Ветер не приносил смех. Была лишь тишина.
— Вы просто закроетесь от меня?