Рауль, с белыми от ужаса глазами, держал двумя руками пистолет и жал на спуск. Вася успел проститься с жизнью, но время застыло, пауза тянулась и наконец пришла спасительная мысль «Осечка!»
Была там осечка или нет, но в торец Раулю Вася засветил со всей пролетарской ненавистью.
— Стоять! — раздалось от дверей, где к Габриэлю присоединился комендантский взвод, очень вовремя приведенный посланным милисиано.
— Стоять! — и команду подтвердил залп из трех винтовок.
С потолка посыпалась труха и щепки, миристы понемногу приходили в себя, комендантские разоружали их по одному и строили в колонну.
— Вся группа отправляется под арест за нарушение дисциплины! — громыхнул Габриэль.
— На неделю, — мстительно добавил Вася. — А с зачинщиками будет отдельное разбирательство.
Комендантские увели всех, включая Ману, но Вася выдернул председателя — пойдем, выйдем, поговорим. Сразу за углом касик сгреб его за ворот и припер к бараку, пристукнув затылком о стену, да так, что у чилийца клацнули зубы.
— Ты что творишь, гад? Кто дал тебе право судить и расстреливать, а?
— Товарищ Амару! Но это же предатель!
— С такими доказательствами кто угодно будет предателем, хоть ты, хоть я, — Вася отпустил ворот курсанта. — Не хватало нам еще расстрелов из-за сведения счетов!
— А что делать? — насупленно возразил председатель, поправляя форму. — Тюрьму устраивать? «Революционная тюрьма» даже звучит идиотски.
— Ты про советских партизан знаешь? — успокаиваясь, спросил Вася.
— Ну… читал…
— Так вот, в партизанском крае в Белорусии не то что тюрьмы, а целых восемь райотделов НКВД работало. Понимаешь? Кругом война, а закон и порядок должны быть!
— Но революционная целесообразность…
— Вы с этой чертовой целесообразностью и собственным разгильдяйством распугаете всех союзников и нейтралов.
— У вас странные взгляды для революционера, товарищ Амару.
— Если, как вы, считать революцией беготню с пистолетом, то да. Но революция это новый мир. Строительство, а не уничтожение. И дисциплина, строжайшая дисциплина!
— Но за что под арест???
— Обдумать свое поведение. И написать рапорт товарищу Габриэлю о происшествии. Завтра же.
Вася сдал председателя комендантским, присел у стенки и задумался. Надо это внутреннее насилие пресекать. Пусть это звучит по-поповски, но насилие разлагает душу, тащит человека вниз, превращает из революционера в безыдейного боевика, а затем и в бандита. И это, кстати, еще одна причина, по которой нужно партизанскую войну выигрывать быстро, не давая сформироваться привычке к насилию. Партизаны должны быть гарантом ненасильственных действий, а не основным драйвером.
Пожалуй, надо поговорить об этом с Че.
Глава 15 — Горячая осень 69-го
— Это то, что я думаю? — сложил листок Вася.
— Пакт Народного Единства, chico. Подписан позавчера социалистами, коммунистами, радикалами и еще четырьмя партиями поменьше.
— Ну офигеть теперь!
— Сейчас ты еще больше офигеешь: идут переговоры с левым крылом Христианско-демократической партии. А в президенты выдвигают Рафаэля Таруда из «Независимого народного действия»
— Ого! А что Альенде?
— Отказался. На пленуме Соцпартии произнес речь, дескать, долой личные амбиции и все такое, когда на кону широкий союз левых и возможность взять власть… Социалисты согласились, следом поддержали коммунисты.
«Ай да Вася, ай да сукин сын!» — подумал касик и который раз похвалил себя за письма Альенде и за разговоры с Кузнецовым. Сто пудов, без одобрения из Москвы коммунисты на такое не подписались бы!
— Эй, chico, что у тебя с рожей?
— Да я был уверен, что выдвинут Альенде. А Таруд кто такой?
— Хороший тактический выбор. Левый, но не слишком радикал, чтобы отпугнуть не-социалистов, к тому же был министром иностранных дел и экономики…