Венгрия за границами Венгрии

Еще одна интересная особенность романов и новелл А. Бодора — магический реализм. Как и в классических произведениях магического реализма («Сто лет одиночества» Гарсия Маркеса, «Дом призраков» Изабель Альенде, «Земля воды» Грэма Свифта и т. д.) у Бодора действие происходит в затерянном местечке, где невозможен взгляд критического наблюдателя, всеведущего рассказчика, способного опровергнуть достоверность каких-либо событий — и в таких местах происходят магические события, которые принимаются всеми героями и описываются в рамках реалистического описания как совершенно нормальные. Полет Ремедиос у Маркеса так же логичен, как земное притяжение или дуновение ветра, и так же у Бодора логично и естественно, к примеру, то, что герой новеллы «След ноги Мелиссы Богданович» может усилием воли или мысли создать в городе целебный источник.

Чаще всего произведения магического реализма возникают на стыке нескольких культур: культуры, сохранившей в себе архаические верования и традиции, в которых чудо не вызывает удивления и воспринимается как нечто естественное, и современной культуры XX века, где чудо требует объяснения (мистического, рационального, религиозного — но объяснения). Таковы произведения Маркеса, Альенде, А. М. Астуриаса, Салмана Рушди, и таковы произведения А. Бодора. Именно поэтому нам представляется важным представить его читателям именно в сборнике «заграничных» венгров — венгерских писателей, живших в местах где встречается множество национальностей и культурных традиций.

Вступление: Елизавета Сочивко

След ноги Мелиссы Богданович

Посвящается Миклошу Сючу

Вообще излишнее внимание всегда мне претило. К тому же я знал, что в Вишне Яблонице встречусь в основном с людьми из народа, так что прибыл туда, одетым как простой сантехник, под скромным именем Эдуард Мартирос.

Меня привело сюда старое газетное объявление, — погибающий городок искал инвестора, который смог бы вдохнуть в него новую жизнь. Я навел справки: раньше в лесу неподалеку работал отличный маленький ракетный комплекс, но когда пришли мирные времена и стартовые шахты опустели, некогда цветущий городок начал хиреть.

Непросто было отыскать на карте это забытое Богом местечко. От Окёрмезё, который и сам на краю света, еще километров семьдесят в глубину Гуцульских Карпат, в чащу леса имени Буркуя Игнатьвича-Игфона.

«Ну, в таких-то местах чудеса и случаются», — решил я.

Правда, денег для инвестиций у меня было маловато, но зато во мне бурлила бешеная жажда деятельности. Так что я написал местным властям, что если до сих пор им еще не представилось благоприятной возможности, я готов приехать, чтобы незаметно и деликатно произвести осмотр участка и обсудить будущее их поселения.

Ответом было короткое сухое письмо от младшего префекта Мелиссы Богданович. Она писала, что предложение мое довольно нелепо, ведь объявление было опубликовано десять лет назад, и с тех пор жители Вишни Яблоницы уже свыклись с беспросветностью своей судьбы. Едва ли существует сила, способная вернуть городок к жизни, так что пускай уж лучше все идет своим чередом… И всё-таки в этих выведенных узорной вязью строках, в каждой по-женски округлой буковке таился какой-то бесстыдный призыв: «если уж ты такой любопытный, — будто говорило письмо, — если не прочь ввязаться в авантюру, приезжай, не пожалеешь!» К тому же в правом верхнем углу пахнущей мятой почтовой бумаги шариковой ручкой была нарисована пышная лилия, с особым вниманием к вызывающей развратности благородного цветка. Ну, я ведь тоже не каменный! Мне сразу представилась та, что написала письмо, как она сидит там в кресле, исполненная достоинства, словно туго надутая резиновая кукла в полном облачении префекта.

«Ах, Мелисса Богданович! Мне не жаль дня своей жизни, — думал я, — или даже двух — лишь бы коснуться вашей маленькой мягкой ручки… Скажем, на заднем дворе усадьбы под шепот виноградных лоз посреди умирающего города».

Итак, я отправился в путь, чтобы, как это принято в наших кругах, провести осмотр инкогнито, в костюме простого мастерового.

Чем ближе я продвигался к цели, тем чаще прохожие, у которых я спрашивал дорогу, пытались меня отговорить. Шофер автобуса так и вовсе, кажется, перекрестился, когда я попросил высадить меня на стоянке неподалёку от Яблоницы, откуда я как обыкновенный рабочий мог дойти до городка пешком.

Городок? Ну, это преувеличение. Прибыв в Яблоницу, я увидел лишь четыре короткие улицы, окруженные густыми непроходимыми дебрями. Казалось, лес притаился за оградами, в ожидании, что жители одного из домов умрут, или просто уйдут из города — и тогда ветви яростно ворвутся во двор и в покинутые комнаты. Наполненный туманами, страшными тайнами и леденящей душу тишиной ракетных шахт, лес имени Буркуя Игнатьевича-Игфона готовился поглотить Вишну Яблоницу.

Кто бы мог подумать, что и в таких местах еще живут люди! Здесь жило восемь человек.