Венгерский набоб

Добрейший глава семейства пришел в совершенное замешательство. Что делать: предложить гостье сесть? Но куда? Рядом с кем-нибудь из этих "merveilleux"? Представить ее веселой компании как сестру или притвориться незнакомым? И с каждым ли из высоких гостей знакомить по отдельности или сразу всех отрекомендовать как друзей дома?

Сама Тереза выручила его из затруднения.

- Бы нужны мне на несколько слов, - холодно, невозмутимо обратилась она к нему. - Если можете оставить гостей ненадолго, проводите, будьте любезны, куда-нибудь, где мы им не помешаем.

Довольный, что может увести сестру от своих благородных гостей, папаша Майер ухватился за это предложение и растворил двери в дальние комнаты.

Только они вышли, все общество разразилось громким смехом. Майер поспешил увлечь Терезу подальше, - таким уж глупцом он не был, чтобы не понять: потешаются над старой барышней, живым обломком прошлого века.

- Присядьте, дорогая сестрица. О, какое счастье увидеть вас наконец...

Был он сладок, как торговец лимонами.

- Я не любезничать сюда пришла, - сухо возразила Тереза, - и садиться ради нескольких слов мне незачем. И стоя объясню. Два года мы не видались; вы за это время заметно отдалились от меня и жизнь ведете такую, что сблизиться опять мы едва ли когда-нибудь сможем. Огорчения вам большого это, по-моему, не доставит, вот почему и решаюсь я так сказать. Так вот, четырех дочерей пустили вы уже по одной дорожке, и тут я молчу; в такие дела лучше не мешаться. Не перебивайте, пожалуйста, я не в пику вам говорю, вы сами себе хозяин, поступайте как знаете. Но у вас еще младшая дочь растет, и той двенадцать уже, скоро невеста. Я не сцены вам устраивать пришла, не хочу и рацеями надоедать о нравственности, о боге, о религии да целомудрии девичьем, наподобие тех ханжей, над которыми великие умы и баре знатные смеются. Не собираюсь и к отцовскому сердцу взывать, умолять: хоть в пятой сберегите, что потеряли в четырех. Потому что знаю слишком хорошо: будь на то даже воля ваша, сил не хватит, а достанет силы, так ума не наберется.

Майер, даже когда в лицо ему говорили такие вещи, только улыбался, до того мягок был.

- Объясню вкратце, зачем пришла, чтобы не обременять вас долее своим присутствием. Я прошу - нет, _требую_ отдать младшую дочь мне. Я ей строгое, добропорядочное воспитание дам, какое и подобает девушке нашего сословия. Душа эта еще не испорчена, еще в руце божьей, и я до скончанья дней моих буду стараться добродетель ее сберечь, а от вас и прочих членов семейства ничего не желаю, кроме одного: оставьте всякие помыслы о ней, и да поможет мне господь в моем благом намерении. Не лишним считаю, однако, заметить, что не зря я сказала перед тем "требую". В случае, ежели бы вы паче чаяния отклонили мое предложение, я перед верховными властями буду ходатайствовать удовлетворить его, а это вам мало приятного сулит, ибо, что касается меня, я и до самого примаса [глава венгерской католической церкви] готова дойти и перед ним изложить причины, вынуждающие меня к такому шагу. Долгих размышлений предложение мое не требует, но до завтрашнего утра дам вам все-таки срок, решайте. Если к тому времени дочери вашей не будет у меня, смело можете рассчитывать приобрести во мне врага упорнейшего. Господь да смилуется над вашими прегрешениями.

И с этими словами почтенная старая дева повернулась и оставила дом.

Пока была она у провожавшего ее Майера перед глазами, в голове у него словно все остановилось, ни одной мысли. Лишь после ее ухода стал он приходить в себя. Девицы и кавалеры всячески потешались над внешностью старухи, и шутки эти вернули папаше Майеру самообладание. Он принялся объяснять, что ее сюда привело.

- Ни много, ни мало, как Фанни к себе забрать вознамерилась - навсегда, насовсем.

- Ого! Ах! Ох! - раздалось со всех сторон.

- И главное, почему, хотел бы я знать. Почему? Что я, неправильно ее воспитываю? Есть разве какие нарекания на меня, можно меня в чем-то упрекнуть? Или не холю я дочурок своих, как зеницу ока не берегу? Сказал им когда хоть словечко поперек? Что же я - мошенник, аферист, который дурной пример своим детям подает и поэтому закон велит отобрать их у него? Ну вот вы, господа, что плохого можете сказать обо мне? Вор я, может быть? Разбойник с большой дороги или фальшивомонетчик? Богохульства вы от меня слышите или в расточительстве можете обвинить?

Так витийствовал он, красуясь перед гостями, расхаживая с горячностью по комнате, как по сцене: ни дать ни взять трагический герой.

И разглагольствования его возымели в конце концов успех: юные кавалеры один за другим повыскакивали все из дома. В угрозе Терезы послышалось им нечто могущее затронуть их самих.

Настоящее, однако, возмущение против Терезы вспыхнуло, лишь когда семья осталась одна. Всех потрясла эта из ряда вон выходящая дерзость. Ох и змея, ехидна, язва, каких свет не создавал; пускай сунется еще, уж мы ей намылим шею, лопатой огреем, метлой поганой погоним баламутку эту противную.