Венгерский набоб

- Поправлюсь - плясуном заделаюсь канатным! - давясь рыданиями, хрипел Мэнвилль. - Цирк нужен им, собачек дрессированных подавай на задних лапках, трюкачей продувных, танцорок полуголых вместо искусства. Была бы вторая жизнь, манеж бы уж лучше открыл, а не театр. Farewell [прощай (англ.)], Отелло! Ты победил, Петрушка!

Напрасно Жозефина увещевала кипятившегося артиста, который последние силы истощал в этой словесной борьбе. Но воротилась Жанетта со вскрытым письмом в руках.

- Прошу прощенья, мадам, что посмела распечатать. Но податель не захотел сказать, от кого, я и подумала, еще пасквиль какой; люди на все способны.

- И что же оказалось?

- Оказалось совсем наоборот. Да вы сами прочтите.

- Анонимное письмо? Кто мог его написать?

- Да, видно, невелика персона, уж больно грамотно написано. Какой-то просто одетый человек подал его мне. Прочитайте, мадам; вслух прочтите, чтоб и господину Мэнвиллю слышно было.

Взяв письмо, Жозефина громко прочла:

- "Бессмертная артистка! Пусть вас не удивляет, что некоторые люди, не нашедшие себе лучшего занятия, к сегодняшнему вашему выступлению делают приготовленья, могущие вас огорчить. Но я со всей твердостью заявляю вам, что та часть зрителей, которая ходит в театр не болтать, а слушать, - все, кто чтил ваше искусство выше вашей прелести, и посейчас сохраняют самые горячие чувства к вам, не дальше как сегодня вечером их и засвидетельствуют не только словом, но, если понадобится, и _делом_. Выходите же к публике с той уверенностью, какую дает человеку сознание, что его любят. Извините за эти сбивчивые строки; пишущий их - простой ремесленник, и единственный повод, побудивший его обратиться к вам, тот, что и он родился в Венгрии и горд своей соотечественницей. N.N.".

Незатейливые, безыскусные эти слова как бальзам пролили на душу гонимой женщины. Значит, есть, не затухло все-таки пламя благоговения перед искусством среди тех, кто поклоняется лишь ему, ничего иного от жриц его не требуя.

- Видишь: всего несколько слов, и я уже воспрянула духом, - сказала она мужу. - Безымянное это письмо - больший триумф для меня, нежели целые груды надушенных записок, запечатанных печатью с короной хоть о десяти зубцах [в гербах, на перстнях и печатях обыкновенная дворянская корона имела пять зубцов, баронская - семь, графская - девять]. Это письмо иная печать скрепила: на ней должна быть пчела, символ трудолюбия. О, это письмо придаст мне сегодня сил!

Тут опять позвонили.

Жанетта возвратилась с сомненьем на лице.

- От директора посыльный. С каким-то извещением. Впустить?

- Впустить! С каким угодно извещением, - отозвалась Жозефина со всей решимостью. - Мне уже ничего не страшно.

И сама пошла навстречу, в гостиную, чтобы новость, быть может, неприятная, не привела опять мужа в возбуждение.

Директор со всем возможным почтением сообщал, что объявленную на сегодняшний вечер "Итальянку в Алжире" он вынужден заменить, ибо по желанию прибывшей вчера герцогини Немурской, мечтающей послушать г-жу Мэнвилль в "Семирамиде", его королевское величество только что распорядился дать именно эту оперу. Впрочем, если семейные обстоятельства глубокоуважаемой артистки не позволяют, он, директор, готов принять ее отказ и даже самолично извиниться за нее перед герцогиней.

О, добрый, уступчивый директор! Какой он сразу стал великодушный. Еще бы: Семирамида - как раз та роль, в которой чаровала Жозефина публику, и выступи она в ней после "Зельмиры", пальма первенства легко могла быть вырвана у Каталани. И тогда... боже, как безжалостно это перечеркнуло бы все расчеты юных титанов! В страхе они сами посоветовали Дебуре лучше вообще избавить г-жу Мэнвилль от выступления, которого она сама избегает в этот неудачный для нее день.

Лицо артистки вспыхнуло, губы ее задрожали, сердце бурно забилось.

- Кланяйтесь господину Дебуре, - быстро решившись, сказала она, - и передайте: я согласна петь Семирамиду!

Рассыльный поспешил обратно с этим известием, которое в совершеннейшую ярость привело юных титанов. Этакая дерзость, прямой уже вызов им! Они ей открывают путь к отступлению, а она этим не только не пользуется, но сама переходит в контратаку! Посыльный из-за двери хорошо расслышал, как Жозефина звучным голосом велела своей компаньонке приготовить ей на вечер самую красивую диадему, самое роскошное одеяние.

- Ах так! Значит, бой - не на жизнь, а на смерть!

6. БИТВА В ОПЕРЕ

И вот настал грозный, долгожданный час. Народ валом валил в Оперу. Юные титаны не сумели сохранить свои военные приготовления в должной тайне, и повсюду разнесся слух, что нынче в театре будет дело, спектакль настоящий, не только на сцене, но и в зале: в партере, на галерке - и в "инфернальной" ложе. Так прозывалось излюбленное обиталище титанов: ближайшая к подмосткам и лежавшая много ниже их ложа, откуда, таким образом, на балетах открывался наиприятнейший обзор.