Венгерский набоб

– Вот что я вам скажу, ежели вы еще способны внять доброму совету, – продолжал асессор неумолимо. – Если уж желает почтенная ваша сестрица Тереза взять к себе вашу дочь Фанни, отдайте вы ее безо всяких условий, сдайте ей на попечение миром, по-хорошему, а будете артачиться и до суда дело доведете, я, видит бог, сам упрячу вас – этими вот руками!

– Куда? – вскинулся в испуге Майер.

Асессор замолчал от неожиданности, но тотчас нашелся.

– Куда? Если с вашего ведома все это у вас творится, в исправительный дом, вот куда, а без вашего ведома – так в сумасшедший!

С Майера было довольно. Он поклонился и пошел. Входную дверь еле нашарил, на улицу вывалился, пошатываясь. «Эка, успел нагрузиться!» – пересмеивались зеваки.

Итак, уже посторонние ему говорят, что он человек непорядочный, от чужих доводится услышать, что его клянут, высмеивают, презирают, сводником честят, который дочерьми своими торгует; что дом его вертепом, местом развращения юношества слывет.

А он-то думал, что лучше его на свете нет, что дом его всеми уважаем и почитаем, что его дружбы домогаются наперебой. Пришло даже на ум, пристойно ли теперь самому переступать этот порог.

С горя он и не заметил, как ноги сами принесли его к маломлигетскому[183] озеру. «Какое красивое озеро, – подумалось ему, – и сколько мерзких девчонок можно было бы в нем утопить – и самому туда же, следом за ними!»

Он поворотил обратно и поспешил домой.

А там все пересуды, да жалобы, да сокрушенья по поводу Терезиного требованья.

Младшая сестра переходила из одних объятий в другие; ее прижимали к себе, целовали, будто оберегая от страшного несчастья.

– Фанничка, бедняжка! Тяжеленько придется тебе у Терезы. У нас служанке и той легче.

– Чудесные деньки тебя там ждут: шить да вязать, а вечером «Часы благочестия»[184] тетушке читать на сон грядущий.

– Представляю, как чернить нас будет, пока ты совсем от нас не отдалишься, глядеть даже не захочешь!

– Ах, бедная, она ведь еще и поколачивать тебя вздумает, старая карга!

– Бедняжечка Фанни!

– Бедная моя деточка!

– Бедная сестричка!

Совсем этими причитаньями ребенка растревожили и сошлись наконец на том, что Фанни, буде отец и взаправду порешит тетке ее отдать, скажет: «Не хочу», а остальные поддержат.

Тут как раз на лестнице послышались его шаги.

Прямо в шляпе вошел он в комнату: в таких домах, как этот, шапок не снимают.

Он знал, что все смотрят на него. И что лицо у него слишком расстроенное, чтобы их напугать.

– Собирайся, – ни на кого не глядя, сказал он Фанни. – Пальто и шляпку надень.

– Зачем, папа? – спросила Фанни, как все невоспитанные девочки, которые, прежде чем послушаться, обязательно с вопросами будут приставать.

– Пойдешь со мной.

– Куда, папа?

– К Терезе.

Все приняли изумленный вид. Фанни, теребя с опущенными глазами какую-то ленточку, робко молвила:

– К Терезе я не хочу.

На столе лежали разобранные пяльцы.

– Что ты сказала? – переспросил Майер, наклоняясь к дочке, будто не расслышав.

– Я к Терезе не хочу.

– Ах, вот как? Не хочешь?

– Я дома хочу остаться с маменькой и сестричками.

– И такой же, как все они, стать?

И с тем взял дочь за руку и, не успела та даже испугаться, так ее отколотил схваченной со стола боковинкой пялец, что самому стало жалко.

Сестры бросились между ними, и кстати! Все боковины обломал об них папаша Майер. На жену пялец уже не хватило, и ее он просто двинул кулаком, да так, что в угол отлетела.

Заблаговременно и в надлежащих дозах примененное, средство это, может, и помогло бы, но так вышло из леченья одно мученье.

За всю баталию Майер словечка не проронил, только ярость свою вымещал, как вырвавшийся из клетки зверь.

Потом рванул Фанни за руку и потащил, не прощаясь, к Терезе. Девочка всю дорогу плакала-заливалась.

Избитые же дочери, едва за отцом затворилась дверь, в сердцах пожелали ему больше совсем не возвращаться. И пожелание это сбылось, потому что с того дня Майер в самом деле из Пожони исчез. Куда уж он подевался, что с ним сталось, так никто и не узнал. Одни утверждали, будто бросился в Дунай, другие – что за границу уехал. И долго еще возвращались домой разные путешественники с известием, будто видели – кто в Турции, а кто в Англии – очень похожего на него человека.

XI. Искуситель во храме

Берет его диавол на весьма высокую гору и показывает ему все царства мира и славу их и говорит ему: все это дам тебе, если, падши, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит: отойди от меня, Сатана!

Священное Писание

Господи боже! Насколько же легче богачам попасть в царствие небесное!

В какие только прегрешения не впадает бедняк, которые даже и не снились богачу!