Венгерские рассказы

— Наши батареи стояли в трех километрах от передовой, как вдруг однажды утром русские открыли из «катюш» и всей своей артиллерии сильный огонь, не прекращавшийся минут сорок, такой огонь, что наша 4-я пехотная дивизия, занимавшая участок обороны между немцами, бежала из первых линий и очутилась позади батарей. Нам пришлось взорвать орудия и тоже бежать. Отступили километров на тридцать. Только успели получить новые пушки, как опять их побросали. Солдаты были настолько перепуганы, что удирали при первых выстрелах русских. Примерно так же отходила с Волыни в мае 1916 года и 4-я армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда, когда фронт восточнее Луцка прорвал Брусилов…

— Не так же, а еще хуже! — со вздохом подтверждает Бот, переглянувшись с Холло.

— Полевая жандармерия пыталась задержать солдат, но они показывали, что у них нет оружия. Безоружных пропускали. Видя это, остальные прятала в снег свои винтовки, и таким образом, когда мы достигли Старого Оскола, в дивизии на пять тысяч человек остались лишь триста винтовок. К нам обратился с речью германский генерал: «Вы — храбрые гонведы, наши верные союзники! Задержите русских!» Но мы не дураки. За четыре часа до их приближения отошли еще дальше, к самому Коростеню. Оттуда нас отослали обратно в Венгрию. Я лично решил на фронт больше не возвращаться и устроился чиновником в военном министерстве.

Это отчаянное чистосердечие Илкаи производит на всех такое впечатление, будто под стол положили бомбу замедленного действия. Все озадаченно смотрят на генерал-лейтенанта Вашархели, словно он один в состоянии обезвредить эту «бомбу». Все, кроме витезя Часи, добродушного старика с чисто выбритым энергичным лицом и открытым взглядом веселых серых глаз. Все ждут, что Вашархели вот-вот вмешается в разговор или каким-нибудь намеком даст понять, что собеседники заходят слишком далеко. Только Часи, боевой полковник, держит себя независимо. Он — единственный из всех — вооружен небольшим револьвером в черной кобуре. К груди его приколот большой шелковый красный бант. Часи молчалив, но глаза его то и дело иронически посмеиваются. Он открыто поощряет откровенность Илкаи, одобрительно кивая ему головой. Видя, что тот заколебался, остановившись на своем переходе в военное министерство, Часи прямо говорит ему:

— Ну что ж вы, раз уж начали, рассказывайте, что было дальше.

И полковник Илкаи, не обращая внимания на Вашархели, с тем же видом: «А, будь что будет», делает еще один шаг вперед, причем смотрит почему-то в блокнот переводчика, словно диктует ему.

— Служа в министерстве, я был в курсе всех дальнейших событий. 20 марта 1944 года его превосходительство правитель витезь Хорти, начальник генерального штаба Сомбатхели, премьер Стояи и военный министр Чатаи были вызваны к Гитлеру. Как потом рассказывали, Гитлер вел себя очень нервно и разговаривал истерическим голосом. Он заявил, что поведение Венгрии его тревожит, что он не допустит у нас того, что произошло в Италии, и пригрозил ликвидировать Венгрию как самостоятельное государство, если правительство не будет выполнять своих обязательств перед Германией так же честно, как это делает Румыния… После такого разговора Хорти был отпущен. Недалеко от Берлина его поезд по «железнодорожным обстоятельствам» задержался на двое суток. За это время немцы вторглись на территорию Венгрии и при поддержке приверженцев Салаши арестовали половину кабинета министров, заменив его своими людьми. Хорти, вернувшись в Будапешт, столкнулся со свершившимся фактом… Мы все больше склонялись к мысли, что такой союз, как Англия, Америка и Россия, победить невозможно. А летом 1944 года, во время небывалого русского наступления, нам стало совершенно ясно, что Германия проиграла войну и больше не в состоянии защитить Венгрию. Нам казалось, что немцы просто уйдут из Венгрии и таким образом страна не пострадает от военных действий. Когда 15 октября прошлого года Хорти был вынужден объявить о капитуляции Венгрии, все мы с радостью подумали, что война для нас уже кончилась. Люди в Будапеште приоделись, вышли на улицы, гуляли, пели, смеялись над немцами. И вдруг гитлеровцы занимают радиостанцию. А через несколько часов по радио хриплым голосом заговорил Салаши о том, что он берет власть в свои руки. Можете себе представить? Это было как ушат холодной воды!

— Какое там ушат! — говорит подполковник Бот со вздохом. — Это был целый Ледовитый океан, который обрушился на Венгрию.

— Военный министр Чатаи и его жена от огорчения отравились, — осторожно вставляет генерал-майор Компош Шандор, тоже почти старик с редкими, зачесанными назад прядями волос, словно гребешком прикрывающими лысину; из чересчур широкого и высокого воротника кителя торчит его длинная, как у гуся, морщинистая шея.

— А я вышел в отставку, — неожиданно произносит Вашархели, и все с чувством облегчения оборачиваются к нему. Тонкая, похожая на гримасу улыбка не сходит с уголков его рта. — Я приносил присягу прежнему правительству, поэтому присягать Салаши не согласился.