Венеция.net

Не в силах отделаться от этих вопросов, Якопо вышел из дома и направился в квартал печатников. Он не знал, что за ним на некотором расстоянии следует тень. Она спряталась под аркадой дворца и видела, как художник вошел в лавку книготорговца.

— Здравствуйте, синьор, могу я вам помочь? — спросил у Якопо сидевший в глубине лавки старый недоверчивый торговец, видя, как художник роется в сваленных на столах книгах.

— Да, я ищу исторические хроники, где упоминается о Четвертом крестовом походе.

— О, да вы, я вижу, тоже тоскуете о былом величии нашей республики, о благословенных временах, когда все города Востока и Запада подчинялись венецианской армии и флоту. Книги на эту тему очень популярны, и в моей лавке вы найдете много произведений, где подробно рассказывается о победах, одержанных Светлейшей во имя Господа.

Продолжая говорить, книготорговец, предусмотрительно заперев дверь в комнату, где находился Якопо, на ключ, скрылся в темном помещении, примыкавшем к лавке, и через некоторое время появился, держа в руках старинную книгу, покрытую пылью и разбухшую от влажности. Пристроив ее на край самого большого стола, он поднял глаза на Якопо и с гордостью сказал:

— Вот именно то, что вам нужно. За два серебряных дуката вы получите прекрасный перевод «Завоевания Константинополя» Жоффруа де Виллардуэна, французского хрониста, свидетеля Четвертого крестового похода.

Якопо осмотрел книгу, сильно пахнувшую плесенью, молча пролистал первые страницы. Потом резко захлопнул увесистый том, взял его под мышку и протянул книготорговцу две серебряные монеты.

На пороге лавки художник столкнулся нос к носу с рослым мужчиной, держащим руку на эфесе шпаги. Якопо без труда узнал его.

— Какая неожиданность встретить вас здесь, синьор Тинторетто, в квартале печатников и книготорговцев. Я знаю вас как художника, говорят, вы еще немного музыкант, но мне и в голову не приходило, что вы интересуетесь историей.

— Видите ли, синьор Риста, — ответил Якопо, смущенный появлением агента тайной полиции, — я интересуюсь всем, что мне приходится отображать на полотне.

— Судя по тому, какую книгу вы приобрели, вы готовитесь писать сцену завоевания Константинополя?

— Моя работа касается только меня, и я ни в коей мере не считаю себя обязанным отчитываться ни перед Венецианской республикой, ни перед одним из ее эмиссаров. А теперь извините, меня ждут.

Якопо жестом попрощался и направился в район Сан-Поло. Убедившись, что за ним нет слежки, он прошел вдоль канала Сан-Агостин и остановился перед деревянной дверью, украшенной искусной резьбой. Взявшись за дверной молоток — медное кольцо, свешивающееся из пасти льва, — он трижды постучал. Спустя некоторое время ему открыл человек лет сорока, с темно-каштановой бородой, в белой рубашке. В его полуприкрытых, почти невидящих глазах отсутствовал взгляд. Протянув руку к пришедшему и дотронувшись до его лица, он радостно воскликнул:

— Это ты, Якопо? Неужели надо ждать, пока у тебя совсем не будет работы, чтоб ты соизволил навестить бедного слепого поэта, запертого в четырех стенах?

— Для меня ты прежде всего Луиджи Грото, мой самый близкий друг, а потом уже один из самых больших поэтов нашего города. И я хочу извиниться за то, что бываю у тебя не столь часто, как хотелось бы.

— Скажи, дорогой Якопо, чем я обязан удовольствию, которое доставил мне твой приход в столь ранний час?

Луиджи Грото рукой пригласил гостя идти за ним в дом.

Якопо вошел в богато меблированную комнату. Дорогие зеркала работы византийских мастеров отражали свет, льющийся из единственного, выходящего на улицу окна. Множество книг аккуратными стопками лежали на столах и на другой резной мебели. Якопо знал, что, несмотря на слепоту, внезапно поразившую поэта несколько лет назад, Луиджи Грото пожелал сохранить все свои книги. Часто он брал какую-нибудь из них, подолгу держал ее в руках, гладил переплет, потом клал в строго определенное место — только так он мог знать, где какая книга. Усевшись в удобное кресло из красного бархата, Якопо заметил в одном из фолиантов маленькую матерчатую закладку, так и лежащую между одними и теми же страницами, с тех пор как поэт потерял зрение.

— Луиджи, — начал художник, — я сейчас был в квартале печатников и хочу расспросить тебя кое о чем, что меня беспокоит. Ты ведь единственный, с кем я могу говорить совершенно свободно.

— Хорошо, но прежде чем я стану тебя слушать, сжалься над бедным поэтом и попытайся словами описать мне последние свои произведения. До меня дошло, что ты приступил к циклу о Страстях Христовых и сейчас пишешь Восхождение на Голгофу.