Венеция

Но где же рукопись? Ах да! Она осталась ТАМ. Затерялась в российских просторах. Рукописи не горят, они просто теряются.

Тогда он решил попробовать последнее – заключить контракт. Я, писатель имярек, обязуюсь вручить издателю такому-то по истечении года роман объемом в 500 книжных страниц из жизни вурдалаков… Заключить контракт и получить хороший аванс. Процентов 50 от гонорара. И в издательство “Звезда” заглянул Петр Петрович. Подъем на лифте до 5-го этажа занял больше времени, чем разговор с директором. В конце разговора Бутафориным были выкрикнуты странные слова: – Не надо, я сегодня умывался!

Пролетали ли вы когда-нибудь, подобно чайке, в белоснежном костюме над веницейским каналом? Нет, вы никогда не пролетали над веницейским каналом!

И не шибко сердился добрый Петр Петрович, сидя и обсыхая на граните набережной. “Звезды” есть “звезды”. Что с них взять! И хотя их много, страшно далеки они от народа. Из-за угла подошел к нему арлекин.

– Что-то ты, брат, сегодня сыроват. Всё плачешь?

– Нет. Я купался.

– В одежде?

– В надежде. Иначе – неловко: люди кругом.

– Я знаю, Пьеро, почему ты грустен. Ты без денег. Но я помогу тебе.

– Ты поможешь мне найти работу?

– Ха-ха! Бери выше. Я сразу дам тебе то, что нужно. На, бери.

– Столько денег! Откуда? Кем ты работаешь?

– Я проматываю наследство. Оно большое, и мне приходится нелегко. А время уходит. Помоги мне.

– Нет.

– Почему?

– Я не могу взять деньги просто так.

– Скажи, а ты принял бы их от близкого друга?

– От друга – возможно.

– Так слушай, мое предложение не бескорыстно. Мне нужна твоя дружба. Давай дружить.

– А как это делается?

– О, очень просто! Но об этом говорят, сидя за бутылкой хорошего вина. Здесь за углом есть ресторанчик, который, кстати, так и называется – “Дружба”.

А ведь этот Шимпанзе неплохой в сущности парень, подумал Петр Петрович, сидя за бутылкой хорошего вина. Белоснежная скатерть, белое мясо рыбы, белое вино – все так и таяло в глазах и во рту. И сам Бутафорин таял. Отгадайте загадку: зимой и летом – одним цветом. Правильно, Андрей Белый. Бутафорин тоже белый, хотя и Пьеро. Что это у нас по времени? По времени это у нас второй завтрак. Завтрак второй. Оказывается, жратва тоже имеет царскую замашку присваивать себе порядковые номера. Цари, мать твою, равняйсь смирно! По порядку номеров рассчитайсь! Да, хотя бы в именах, но порядок был.

А арлекин – ничего: сразу видно, что ко мне расположен. Даже, пожалуй, слишком. Ишь уставился, словно я жбан с медовухой. Эти глаза напротив. Ты закусывай, закусывай! Надо задать ему отвлекающий вопрос. – Джузеппе, ты за кого будешь: за белых али за красных? – Я законченный индивидуалист, – ответил тот. – А ты, Пьеро, не ловил ли себя на мысли, что тебе нравится мужчина?

Вот куда он клонит! Как бы ему сказать помягче, чтобы не обидеть. – Мне, Джузи, нравятся многие мужчины, в том числе и ты, ведь ты похож на Тото Кутуньо. Но представить себя с ними в постели – выше моих сил. Противно, знаешь ли. Воспитанье у меня рабоче-крестьянское.

– Послушай, – сказал Тото Джузи, – быть может, ты недопонимаешь. Никто не собирается посягать на твоё мужское достоинство. И в ТАКОГО рода любви одному из партнеров достается роль мужчины.

– Я все понимаю. Но как говорится, хрен редьки не слаще. Женщину я могу – куда угодно, а на мужиков у меня просто не стоит.

– Ладно, замяли! – махнул рукой Шимпанзе. – Давай выпьем.

Ишь ты, шельма, думал Петр Петрович, выпивая и с интересом поглядывая на арлекина. “Небесный” оказался! А по виду не скажешь. Хотя постой! Костюмчик-то у него в клетку голубую да розовую. И глаза, кажись, подведены. Впрочем, косметика тут не при чем. У них здесь вся жизнь – театр, и все – актеры. А актер – совсем не значит, что “голубой”. Я бы и сам накрасился, да не обучен. Как родился, так и умру простоволосым.

И как телепат, подслушавший чужие мысли, достал Шимпанзе из кармана пудреницу. Ты чересчур краснорож для Пьеро, дай-ка я тебя напудрю.