Венецианский аспид

– Аспид! – произнес Саларино, самый старший из вьюношей; он уже толстел и никогда не отходил от друга своего Грациано. Еврея он подхватил под другую руку и тут же миг сшиб у него с головы желтую скуфью.

– Антонио, – сказал еврей, вздрогнув от неожиданности и оказавшись лицом к лицу с купцом.

– Шайлок, – сказал Антонио. Ну что еще? Придя ему на выручку, два юных остолопа вынуждали к действию. Бессмысленно. Неприбыльно.

– Прошу прощенья, – выдавил Шайлок, склоняя голову, но умоляюще подымая взгляд. Антонио он знал.

Тот сдержался и не вздохнул. Вместо этого напустил на себя гнев.

– Пес жидовский! – рявкнул он и плюнул еврею в длинную бороду, после чего оттолкнул Саларино и целеустремленно зашагал вверх по ступеням моста.

– Бросим его в канал? – осведомился Саларино.

– Нет, оставим этого пса-живодера на его вечные муки, – ответил Антонио. – Нет времени. Пойдемте.

Они выпустили еврея, и тот вновь оказался на ногах. Грациано вышиб ворох бумаг у старика из рук.

– Смотри, куда ходишь, хам, – сказал он и поспешил за Антонио, зацепив за рукав Саларино и таща его за собой.

Бассанио, самый симпатичный из клевретов Антонио, протиснулся мимо Шайлока, словно бы опасаясь подцепить что-то себе на блузу, если они вдруг соприкоснутся, и рьяно мотнул головой Лоренцо, мол, двигай и ты. Тот, самый юный в компании, сгреб бумаги Шайлока с мостовой и неловко сунул их в руки старику, затем поднял желтую скуфью (такие были обязаны носить все евреи) со ступеней, нахлобучил ее Шайлоку на голову и несколько раз прихлопнул. Старый еврей тем временем просто смотрел на него. Лоренцо отступил на шаг, поправил шапочку и прихлопнул ее еще разок. И только после этого встретился с Шайлоком взглядом.

– Жид, – сказал он, кивнув в подтверждение.

– Мальчик, – ответил Шайлок. И больше ничего.

– Ну вот и ладно, – сказал Лоренцо и поправил на старике скуфейку в последний раз.

– Лоренцо! – выдавил сквозь зубы Бассанио, шепотом настоятельным и подчеркнутым.

– Иду. – Лоренцо взбежал по ступеням на мост, и вместе с другом они перевалили за его горб.

– Зачем? – спросил Бассанио. – Жиду?

– Вы его дочь видали? – ответил Лоренцо.

* * *

Антонио держал за собой целый этаж на верху четырехэтажного здания на Рива Ка ди Диа, недалеко от Арсенала. Апартаменты эти располагались не в самой фешенебельной части города, да и от Риальто далековато, он бы предпочел поближе, но поселился он тут, когда в его делах случился некоторый спад, а из окон своего жилья он видел суда, входящие в Венецианскую лагуну и выходящие из нее, поэтому тут он и остался, даже когда дела наладились. Друзьям он говорил, что ему нравится самому присматривать за их ходом.

За столом Антонио сидел Яго с каким-то человеком помоложе.

– Меня впустила ваша служанка, – сказал солдат.

– И угостила вином, я вижу, – ответил Антонио.

– Это Родриго, – сказал Яго. – Тот, кто принес мне весть о прискорбной кончине Брабанцио.

Родриго встал и слега поклонился. Ростом он был с Грациано, но гораздо худее, а волосы и нос его – длиннее, чем было модно. Последний был вполне прям и тонок – на лице он выступал, как мясной клинок.

– Честь, сударь.

– А это Грациано, Лоренцо, Саларино и Бассанио. – Всякий в свой черед склонил голову при упоминании своего имени.

Яго поднялся и подошел к Бассанио, протянул руку.

– Стало быть, вы тот, с кем нам нужно побеседовать. – Он подвел Бассанио к столу, словно выводил даму на танец. Бросил через плечо: – А остальные – пиздуйте отсюда.

– Яго! – произнес Антонио с укором. – Эти господа – мои друзья и компаньоны, самые обещающие молодые купцы Венеции. Им не прикажешь просто так пиздовать.

– А, – промолвил Яго, приподняв руку к своему кожаному дублету. – Понимаю. – Танцевальными шажочками он подступил к троице, отвратив взор прочь: ни дать ни взять смущенная тетушка, засидевшаяся в девицах. – Тысячу извинений, господа. Надеюсь, вы сможете меня простить. – Он обошел их кругом на цыпочках, маленький танцор хоть куда, и длинный меч его в ножнах задел лодыжку Лоренцо. Обхватил всю троицу руками за плечи, лицо его возникло между ушей Лоренцо и Саларино. Яго прошептал: – Я солдат, сын портового грузчика, и на войну попал, когда был моложе любого из вас, поэтому манеры мои могут показаться грубоватыми для торгового сословья. Надеюсь, вы меня простите. – И он повел глазом, глядя на Грациано, а тот вытянул шею, заглядывая за своего друга. – Извинения, – сказал Яго. Еще раз повел глазом.

– Принимаются, разумеется, – произнес Грациано.

– Разумеется, – повторили за ним в свой черед юный Лоренцо и круглый Саларино.

Яго прервал объятье и пируэтом развернулся к Антонио.

– Извиняюсь, добрый мой Антонио. Благородный Антонио. Почтенный Антонио. Я не стану оскорблять ваших друзей.

– Пустяки, – ответил Антонио. Ему вдруг стало жарковато и как-то чесуче под воротником.

– О, превосходно, – сказал Яго. – А теперь, раз все мы тут добрые друзья, – пиздуйте отсюда.

– Что? – не понял Лоренцо.

– Ты тоже, Родриго. Ступай, пусть купцы тебя накормят обедом. Пиздуй.

– Что? – Родриго приподнялся со стула.