Венецианский аспид

На роскошной Вилле Бельмонт ныне обитала Порция Брабанцио – светловолосая свежеиспеченная сиротка, с созревшими двадцатью двумя летами в персях, язычком острым, что кинжал, и красой, превозносившейся по всем островам Венеции, особенно теми синьорами, что питали надежды проникнуть ей в панталончики. Обслуживала ее камеристка Нерисса, врановласая красотка в полтора раза умнее своей госпожи и преданная, как любой друг, которого можно купить за деньги. Двоица эта была неразлучна с детства, а потому любили и ненавидели друг друга они, как родные сестры.

– Правду сказать, Нерисса, моя маленькая особа устала от этого большого мира[17]. – На волосах своих Порция носила золотую сетку, усеянную жемчугами, которые она пощипывала, словно благоденствующих вшей.

– Ну, покупка туфель может изматывать, особенно если свертки вам носит лишь одна служанка.

– Да не от туфель. – Порция приподняла подол платья – проверить, в новых ли она туфлях, а все путешествие и кончина батюшки, пока ее не было, оказались не напрасны. – Я глаз не могу сомкнуть после того, как мы вернулись из Флоренции. Лежу без сна, и мне кажется, я слышу, как он кричит в глубинах самого нутра виллы, мучается. А сяду на кровати – и тишина.

– Быть может, если б вы чем-то занимались днем, госпожа, – шевелили б пальцем, а то и двумя, чтобы как-то позаботиться о себе, – утомленье с приятностью овладевало б вами, и сон ваш был бы исполнен сладчайших грез.

– Танцевать? – предположила Порция. – Танцы мукам я предпочитаю, а ты, Нерисса?

– Вы говорите так, словно нужно выбирать, одно или другое, но любой господин, вращавший вас по бальной зале, может засвидетельствовать, что танцы и муки легко могут идти в ногу.

– Ох, милая Нерисса, как же мне будет не хватать твоих колкостей, когда выйду замуж, а тебя надежно определят в монастырь оказывать добрые услуги попам и пиратам. Ну или в публичный дом, сносить нежные наскоки разных негодяев.

– Было б неплохо, однако опасаюсь я, что навсегда останусь тут, в Бельмонте, – смахивать пыль и сметать паутину у госпожи из-под юбок, раз уж головоломка вашего батюшки так истинно обеспечила ваше девство.

Обе, стиснув зубы, похихикали, затем Порция метнула рукоделье свое с веранды, как пирожок, начиненный проказой, и шлепнулась на мраморный табурет у стола – ноги расставлены, локти на бедрах, рукой подпирает обеспокоенный подбородок.

– Вот херовина.

– Госпожа?

– Ты, конечно же, права, – сказала Порция. И нахмурилась трем ларцам с драгоценностями, выложенным на стол. – Сама знаю, что ты права. Ни один мужчина не станет платить выкуп да еще хреновы папашины загадки отгадывать. Три тысячи дукатов? Курам на смех.

– Ваш батюшка установил такую цену выкупа и проверку для того, чтоб вы замуж вышли выгоднее Дездемоны.

– И тем не менее Бельмонт достанется ей, мавру ее – папашино место в совете сената, а мне перепадет лишь какое-нибудь убогое поместье на суше. Что ж до моей постели, ее оттяпает себе какой-нибудь богатый старый додик, который умеет отгадывать загадки.

Нерисса обошла стол кругом, ведя рукой по всем трем ларцам – золотому, серебряному и свинцовому.

– Быть может, когда ухажеры ваши докажут, что у них есть деньги на выкуп, вы сумеете выбрать того, кто вам больше понравится, и мы ему подскажем, какой ларец правильный.

– В том-то и закавыка. Я не знаю, в каком ларце мой портрет, а с ним – и право на мою руку. На всех замках папашины восковые печати, так что проверить мы не сможем. Вероятно, мне придется выходить за первого встречного, у кого найдется три тысячи дукатов, и он подберет ключ, – или же я вручу ключ тому, к кому благоволю, а он возьмет и выберет ларец, в котором ложное сокровище. Папаша меня даже из могилы злит. Вот как, по его мысли, эдакая проверка приведет меня к лучшему, нежели тот, что женился на моей сестре, если всей игрой правит случай?

– Он полагал руководить выбором вашим самолично, в то же время вроде бы не выказывая предпочтений. Я слышала, он говорил как-то: мол, Дездемона вышла за мавра не только из любви к генералу, но и чтоб ему насолить и наперечить. Назначив выкуп за невесту, он мог бы убедиться, что ухажеры его дочери – господа со средствами, а к ларцам он бы направил того, к кому душа его благоволит, к нужному, и при этом бы не возбудил в вас бунтарского духа.

– Прекрасный, наверное, план, будь папаша жив. Я бы, по крайней мере, выбор его развернула в нужную сторону.

– Стряпчие все это должным образом обстряпали.

– Папаша вечно со своими стряпчими. Кто первым сказал: «Сначала грохните всех стряпчих»?[18]

– Полагаю, тот маленький английский дурачок, к которому так расположен дож.

– Ну, все равно так и надо.

– А потом добавил: «А после стряпчих – хорошенько проредить вашу ничтожную знать».

– Какая досада.

– Однако смазливенький, хоть и дребезжит.

– Знаешь, Нерисса, этот громадный гульфик у него набит лоскутами шелка.

– А держится совсем не так.

– В смысле – ноги колесом?