Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов

Стоило Гримстеру вернуться домой, как в гости явился Гаррисон – точно к первому вечернему виски. С Гаррисоном они познакомились еще мальчишками в Веллингтоне. Гаррисон жил в соседней спальне и не умел приготовить даже кружку какао, зато постоянно таскал с собой силки и рогатки, и даже запрещенное разборное духовое ружье – он вел нескончаемую войну с белками и кроликами, ставил на ночь удочки в озере у колледжа и однажды вытащил трехфунтового карпа, с одного боку покрытого плесенью. Теперь Гаррисон по-прежнему выслеживал и расставлял силки. Он и сам понимал, что однажды попадется, что никак не ослабляло его радостного влечения к обману и уверткам. Этот толстый, одышливый тип беззаботно подсмеивался над отдаленным будущим – были бы только деньги на текущем счету, женщина на ночь и участие в темных делишках, где требуется неслышная поступь и знание повадок всяческой дичи. Гаррисон не состоял ни в какой организации. Он был фрилансер, знал всех участников игры и с легкостью менял хозяев, храня верность только собственным телесным слабостям; смышленый дикарь, обозленный на общество, засадившее его в клетку. Сэр Джон знал о дружбе Гримстера с Гаррисоном и приказал продолжать отношения – ведь если Гаррисон надеялся что-то получить, то и от него можно было получить что-то.

Гаррисон налил себе виски.

– Давненько тебя не видел, Джонни.

– Страдал?

– Нет. Ты часто проверяешь комнату от «жучков»?

– Никогда. Все, что тут говорится, доступно миру.

Гаррисон захихикал, добавил еще виски и бережно опустил в кресло пухлую задницу. Потом кивнул, сделал глоток и произнес:

– Ты мог бы хорошо заработать, если бы согласился сотрудничать…

– Меня не интересуют деньги.

– А месть?

– Хочешь, чтобы я тебя вытолкал, продолжай в том же духе.

– Меня придется долго толкать, чтобы сдвинуть с места. На прошлом взвешивании – сто двенадцать килограммов. И я знаю тебя. Месть торчит в твоем мозгу, как опухоль.

– Изящно сказано. – Однажды Гаррисон погибнет в переулке; он сам это знал, но ему казалось, что это очень далеко, а пока он успеет заработать и потратить кучу денег и завалить кучу женщин.

– Когда-нибудь я выскажусь проще. Выложу все факты о смерти Вальды тебе на колени. И ты выйдешь на рынок. Ты захочешь их сделать. Ты вгрызешься в большую работу, вроде нынешней, а потом дашь деру, так набив карманы, что не хватит сил по трапу взобраться. Поверь, наемник Гаррисон в этом толк понимает… Есть комментарии?

– Нет.

Не для Гаррисона. Хотя ясно, что человек близок к истине, суть истины – доказательства. А получив доказательства – что весьма маловероятно, ведь Департаменту не привыкать прятать концы в воду, – что он станет делать? Свихнется от ярости? Встанет на сторону зла – возьмет меч и начнет буйное веселье? Бог знает. Не все можно предугадать.

Гаррисон, словно прочитав его мысли, сказал:

– В душе ты уверен, что именно они убили Вальду.

– Заткнись! – бросил Гримстер, не повышая голоса.

– Да с чего бы? С самого Веллингтона ты велишь мне заткнуться, а я никогда не слушался. Как хороший мальчик, ты попросил разрешения жениться. Они слишком много вложили в тебя, чтобы рисковать разговорами на подушке, – хотя если бы понимали тебя, как я, то знали бы, что никакого риска нет. И они… зачем отказывать напрямую? Это грубо. Они сказали: «Хорошо, назови дату» – и убрали Вальду за день…

– Ублюдок!

Гримстер вскочил с кресла и вцепился в толстую шею Гаррисона, давя все сильнее и настойчивее. Жирное лицо с прожилками медленно темнело, а Гаррисон сидел, не сопротивляясь, и терпел; на налитом кровью лице пробивалась пародия на улыбку. Гримстер взял себя в руки и медленно отошел.

– Спасибо, – прохрипел Гаррисон. – Я-то полагал, что ты швырнешь стакан, как в прошлый раз… Меня не проведешь, всегда распознаю актерство.

– Мы старые друзья, – кивнул Гримстер. – Можно позволить себе время от времени расслабиться.

– Так для того и нужны друзья! Ну и денег иногда занять. – Гаррисон допил виски и поднялся, чтобы налить себе еще. Интересно, почему единственный в мире человек, которого он когда-либо любил, понимал и которым восхищался, наехал на него, как не наезжал со дня смерти Вальды? Потому что любил его так, что хотел уничтожить? Психологическая чушь. Потому что он – Гримстер – кремень, укор вечному браконьеру, наемнику, подчищале?

Гаррисон одним глотком прикончил стакан и сказал, глядя на часы:

– Мне пора. Через час нужно оседлать маленькую вдовушку. Человеку моей комплекции нельзя пропускать упражнения. Если вдруг захочешь переметнуться и получить мешок рублей, юаней, песо, динаров, долларов или чего еще, звякни. Могу предъявить сколько угодно свидетельств тех, кто делал это и жил потом долго и счастливо. Спокойной ночи, Джонни.

Когда Гаррисон ушел, Гримстер потянулся к подлокотнику кресла и выключил встроенный магнитофон. Утром он, как положено, передаст кассету Коппельстоуну. Уже набралась солидная Гаррисониана. Пусть знают, что происходит. Если они невиновны, тогда доверие должно быть обоюдным; если нет, однажды он увидит или услышит что-то, и тогда…