Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов

Она, наверное, рехнулась, твердила себе мисс Рейнберд, если так долго терпела подобную чушь. Однако весть о смерти обоих Шебриджей принесла ей облегчение. Оставалось только надеяться, что информация мадам Бланш добыта из надежных источников. Живые они могли при желании создать немало проблем. Генри же продолжал блажить своим псевдопоэтическим тоном, в котором, как слышала мисс Рейнберд, сквозили интонации Бланш. Он стал живописать портрет Эдварда Шебриджа, молодого человека, привлекающего к себе других молодых людей подобно тому, как роскошный цветок влечет к себе собирательниц меда – пчел. При этом мисс Рейнберд, которая, хотя и осталась в старых девах, была прекрасно осведомлена о новых разновидностях любви, ставших с недавних пор открыто допустимыми, посчитала сравнение несколько двусмысленным. Впрочем, она сразу забыла обо всем, когда Генри объявил, что суд высшей справедливости вынес наконец свой вердикт. Перед судом предстали свидетелями Роналд Шебридж с супругой. Они заявили, что их вечное блаженство усилится, если мисс Рейнберд отыщет их милого Эдди и введет его в законные права своего наследника. Став полноправным членом семьи, он принесет ей тепло, успокоение и полноту чувств, скрасив последние годы земного пути дорогой тетушки. Он много странствовал, но теперь дни поисков и скитаний были для него сочтены. Рид-Корт наполнится звуками звонкого смеха, радостного оживления юности, потому что Эдди привезет с собой своего сына. Но эта перспектива не вдохновляла мисс Рейнберд. Мальчишка в доме предвещал вечный беспорядок, грязные следы на полированных досках пола и ступенях лестницы, лужайку, испорченную колесами велосипеда, сломанные ветки ее любимых кустов. Да и говорить он будет, вероятно, на том жутком жаргоне, которого нахватались отпрыски ее самых знатных и состоятельных друзей и подруг. Они все теперь походили на цыганских детей, хотя учились в таких знаменитых частных школах, как Мальборо и Веллингтон. Но худшее начиналось, когда они поступали в университеты. Там они сходились с такими же беспутными девицами, употребляли наркотики и проводили время на демонстрациях то против того, то против этого, хотя им следовало всего лишь овладевать знаниями.

– Они прилетят, – закончил свою речь Генри, – как утомленные жарким африканским солнцем ласточки весной непостижимым образом возвращаются в родные места на севере, находя свои священные гнезда, где появились на свет.

Мадам Бланш вышла из транса и сообщила, что ничего не помнит. Мисс Рейнберд пребывала в нерешительности. Ей не хотелось сообщать этой женщине, что в ее визитах больше нет необходимости. Если относиться к ее сеансам как к легкому развлечению, то здесь приступы раздражения часто сменялись и сугубо позитивными эмоциями, но продолжать сеансы одной только забавы ради – это уже отдавало дурным вкусом. Мисс Рейнберд налила по бокалу хереса, села, отхлебнула глоток, а потом собралась с духом для откровенного разговора:

– Мадам Бланш, мне кажется, я…

Та покачала головой и воскликнула:

– Нет-нет, вам не надо ничего говорить, мисс Рейнберд. Все это время Генри лишь использовал меня, и я это чувствовала. Я как бы вставала в стороне от собственного тела, оставляя его в полном распоряжении Генри, но не слыша ничего из того, что он говорил. Сама же я слышала только ваши слова.

– Но я же ничего не говорила, – заметила мисс Рейнберд.

– Говорили, мисс Рейнберд. Вы все мне сказали. На словах и через ощущения. Это началось, как только я вошла в комнату. – Бланш допила херес, поставила бокал на поднос и улыбнулась. – Ваше сознание стало для меня открытой книгой. Вы не хотите, чтобы я снова приходила к вам. Причин называть не буду, поскольку они вам известны. – Бланш встала. – Я предупреждала, что не смогу ничего сделать для того, кто не желает этого сам. И я искренне жалею, но не себя, а вас и тех, кто был вам близок. Я сейчас уйду, избавив вас от необходимости объяснений и дальнейших разговоров.

Тронутая неожиданным тактом, проявленным мадам Бланш, и под впечатлением от новой демонстрации ее непостижимого, почти невероятного чутья, остро развитой интуиции, мисс Рейнберд произнесла:

– Я вынуждена просить у вас прощения. Но таково мое решение.

– Решение – продукт сознания, но сознание являет собой лишь часть жизни нашего духа, мисс Рейнберд. А духу мы полностью доверяемся до того момента, когда нас неожиданно посещает подлинное откровение. Вы предпочли отвергнуть то, что для вас неведомо и непонятно. И я рада за вас, потому что таким путем люди способны обрести успокоение и внутренний комфорт. Пожалуйста, не грустите. – Бланш рассмеялась. – Со мной подобное происходило не раз. Это моя неудача. Не ваша.

Оставшись в гостиной одна, мисс Рейнберд слышала, как от дома отъехала машина Бланш. И на мгновение ею овладело чувство утраты чего-то очень важного.