Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов

– Давайте я вам покажу снимки Энди. Вам будет интересно.

Прижавшись жарким бедром к его ноге, она стала показывать фотографии, причем ее голос под воздействием выпитого срывался на визгливый смех. Джордж неуютно ежился, потел и думал: почему ему вечно попадается именно этот тип женщин? Лобовая атака даже без попытки сначала разогреть его чем-то типа легкого стриптиза? А ведь при работе на Бланш он встречался со многими. Джордж пытался сосредоточить внимание на фотографиях Шебриджа и на комментариях миссис Энгерс к ним, но это было трудно, если приходилось одновременно вежливо отражать ее наступление, которое велось с недвусмысленными намерениями. Она склонялась все ближе и терлась об него, как провонявший джином котенок, продолжая говорить и смеяться, демонстрируя ему листы альбома.

– Это – я. Нет, правда – я! Можете представить? Боже, только взгляните на платье! Сейчас трудно поверить, что когда-то мы носили такие вещи. А вот эта фотография мне нравится. Мы с Энди остались тогда на пляже одни. Он, конечно, расшалился, когда делал подобный снимок. Смело, вы не находите?

Миссис Энгерс радостно откидывалась на диванчике, ее груди подпрыгивали под похожими на безе рюшами блузки, глаза подернулись томной приглашающей поволокой, и Джордж уже начинал понимать, что ему едва ли удастся выбраться из этого дома, не переспав с очередной чужой женой. Нет, он не возражал против адюльтера в нужное время и в подходящем месте. Но альбом заканчивался, а Джордж откровенно завидовал Альберту, мирно спавшему сейчас на заднем сиденье машины. Джордж предвидел, что произойдет дальше. Миссис Энгерс закроет альбом, тот упадет на пол, она отпустит какую-нибудь пошлую шутку и, смеясь, откинется на спину, протягивая к Джорджу зовущие руки, распластав свое податливое тело, ждущее его нежностей, закатив глаза в блаженном предчувствии. И джентльмен, оказавшийся в подобном положении, не мог ничего поделать, не вызвав злобной ответной бури, потому что отвергнутая женщина…

В этот момент в холле зазвонил телефон.

– Кто, черт возьми, сюда звонит так рано? – воскликнула миссис Энгерс.

Но звонки упорно продолжались, и она неохотно встала с дивана. Спасен обычным звуком звонка! – подумал Джордж и, наблюдая, как миссис Энгерс, покачиваясь, бредет в сторону холла, задался вопросом, почему люди именно так реагируют на телефонные звонки. Рефлекс, как у собак Павлова, иначе не объяснишь.

Миссис Энгерс обернулась, улыбнулась и подмигнула со словами:

– Не скучайте, мой милый. Плесните себе еще джина. И мне налейте. – После чего изобразила подобие театрального взмаха рукой и чуть не упала.

Джордж мгновенно поднялся, шагнул к серванту, но не задержался около него, а устремился к окну. Открывая шпингалет, услышал восклицание:

– Энди! Любимый! Как приятно услышать твой голос… Ангел мой, я как раз сидела и тосковала. Одна-одинешенька. И думала о тебе…

Джордж выбрался в окно и, даже не закрыв его, опрометью кинулся к своему автомобилю. От дома он умчался на предельной скорости, но как только выехал на главную улицу, сбавил обороты. Не потому, что больше не опасался преследования, а из страха попасть в переделку с полицией, настолько накачался джином. Тест на алкоголь в крови после посещения Лидии Энгерс стал бы достойным венцом столь великолепного утра!

Альберт переполз с заднего сиденья на пассажирское, уткнувшись носом в руку Джорджа, что было редким проявлением нежности к хозяину.

– Ради всего святого, – проворчал Джордж, – хоть ты-то не лезь ко мне сейчас или, клянусь, я продам нашу с тобой дружбу, которая на вес золота, первому попавшемуся живодеру.

Пес собрался снова заснуть, но вздрогнул всем телом, потому что Джордж внезапно во весь голос заорал:

– Проклятие! Я оставил у нее свою любимую шляпу!

В шесть часов вечера Буш сидел в своем кабинете с видом на парк Сент-Джеймс и читал рапорт относительно Джорджа Ламли. Под документом лежало еще пятьдесят таких же, ожидавших ознакомления. Офицер из уголовного розыска полиции Уилтшира проделал тщательную работу. Ламли было тридцать девять лет. Что называется, паршивая овца в своей семье, иждивенец, который работал лишь время от времени, но сейчас нигде не числился. Пять лет назад продержался торговым представителем пивоваренной компании в Тивертоне. Годом позже стал партнером при открытии новой кофейни в Крауборо, но через шесть месяцев либо сам ушел, либо его изгнали из бизнеса. Разведен. Детей нет. Подрабатывал чем-то вроде частного сыщика у медиума мадам Бланш Тайлер из Солсбери. Коттедж Ламли был крыт соломой, сложен из песчаника, подвала не имел. В саду на заднем дворе располагался проволочный птичник размерами тридцать на десять футов, в нем содержались волнистые попугайчики, несколько разновидностей фазанов, две дикие утки с подрезанными крыльями, две курицы и петушок.