Венецианская маска

Это случилось в Кресчентино. Он приехал сюда к полуночи и, поскольку форейтор сообщил о крайней усталости лошадей, нашел приют в запущенном доме, принадлежавшем почтмейстеру. Несмотря на позднее время и усталость, он принялся при свете двух сальных свечей изучать содержимое курьерской сумки Лебеля. Теперь ему стало ясно, что Лебель проделал лишь часть своего пути к моменту их встречи, и, кроме того, выяснилась истинная цель его миссии в Венеции.

При бегстве из Франции в девяносто третьем году Марк-Антуан увозил с собой плоды проницательных наблюдений и благодаря этому мог сообщить предусмотрительному правительству короля Георга сведения из первых рук. Авторитет его общественного положения, ясность изложения и проницательность в интерпретации фактов привлекли внимание мистера Питта. Министр не один раз посылал за ним, когда известия с другого берега Ла-Манша тревожили больше обычного и требовали совета человека, подобно Марку-Антуану хорошо разбиравшегося в делах Франции.

Это привело к тому, что весной 1796 года, когда личные дела виконта призвали его в Венецию, мистер Питт оказал ему доверие, предложив выполнить поручение, которому британское правительство придавало огромное значение.

Успехи итальянской кампании Бонапарта внушали министру серьезные опасения своей чрезвычайной неожиданностью. Кто перед лицом фактов мог предположить, что сущий мальчишка без опыта руководства, сопровождаемый оборванной, изнуренной толпой, недостаточной количественно, не имея необходимого оснащения, сможет успешно противостоять Пьемонской коалиции с закаленной армией Империи под командованием опытнейших генералов? Это было столь же тревожным, сколь и фантастическим. Если молодой корсиканец продолжит в том же духе, то результатом может стать избавление Французской Республики от банкротства, на грани которого, к удовольствию мистера Питта, она сейчас оказалась. Не только истощенная французская казна вновь наполнялась в результате этих побед, но и пошатнувшееся доверие народа к своим правителям восстанавливалось, а слабеющая воля к продолжению борьбы воскресала.

Республиканское движение, на деле оказавшееся почти культом, воспряло и стало движением, представляющим угрозу всей Европе и всем тем институтам, которые европейская цивилизация считала неприкосновенными и неотъемлемыми для своего благосостояния.

С самого начала Вильям Питт кропотливо трудился над созданием коалиции европейских государств, которая явилась бы прочной, неуязвимой преградой для выпадов анархии. Выход Испании из этого альянса был для него первой серьезной неудачей.[8] А быстрые победы Итальянской[9] Армии под командованием Бонапарта, закончившиеся перемирием в Чераско, превратили явную неприятность в сильнейшую тревогу. Не имело смысла уповать на то, что успехи молодого корсиканца, в результате закулисных операций партии Барраса поставленного во главе Итальянской армии, объясняются лишь любезностью фортуны. Появился грозный военный гений, и, если Европа хочет избежать смертельной чумы якобизма, необходимо бросить на чашу весов все остатки имеющихся сил.

Невооруженный нейтралитет, провозглашенный Республикой Венеции, был более недопустим. Было недостаточно того, что Австрия могла собрать и пустить в дело свежие войска, более грозные, чем те, которые Бонапарт уже разгромил. Венеция, хотя и утратила былую силу и славу, еще была способна выставить на поле боя армию в шестьдесят тысяч человек. Поэтому Венецию необходимо было убедить отказаться от ее нейтралитета. До сей поры Самая Светлая Республика встречала все предложения выступить против поработителей Италии тем возражением, что уже выставленные против французов силы вполне достаточны для отпора. Теперь, когда события доказали ошибочность этого утверждения, надо было, чтобы она осознала грозящую ей самой опасность дальнейшего промедления и объединилась хотя бы из духа самосохранения, если не из более возвышенных побуждений, с теми, кто с оружием в руках противостоит общей опасности.

В этом заключалась миссия виконта де Сола. Существовавшие в Венеции законы запрещали любые частные контакты между официальным послом и дожем[10] или кем-нибудь из членов Сената[11]. В сущности, виконт ехал как тайный чрезвычайный посланник, располагающий возможностью, парадоксально запрещенной для официально аккредитованного посла сутью его действительной службы. И в дальнейшем эта возможность казалась ему все более важной, поскольку Бонапарт нанес сокрушительное поражение войскам империи под Лоди.

Лебель, как явствовало из бумаг, изучаемых Марком-Антуаном с возрастающим интересом и вниманием, имел ту же конечную цель и ехал в Венецию прежде всего в качестве представителя французских интересов.

Тщательно разработанные откровенные замечания инструкций, написанных лично Баррасом, подтверждали полное доверие к Лебелю, о полномочиях которого уже было сказано.