Венецианская маска

Марк-Антуан был представлен как мистер Мелвил, прибывший с поручением от Его Британского Величества. Граф знал его лично в Лондоне и готов был поручиться за него.

Очевидно, для Людовико Манина это было лучшей рекомендацией, и он, обратив к Мелвилу взгляд черных глаз, будто желая поглубже его понять, церемонно объявил себя польщенным и целиком к услугам мистера Мелвила.

— Возможно, для меня противозаконно принимать такое от джентльмена, частным образом прибывшего в Венецию в качестве чрезвычайного посланника. Но эти печальные, неспокойные времена и убеждения моего друга графа Пиццамано, возможно, оправдывают меня. Прямо-таки не знаю. В наши дни многое ставит нас в тупик. Однако, сэр, садитесь и давайте побеседуем.

Со спокойной выразительностью, указав, что это — слова мистера Питта, Марк-Антуан рассказал о французской угрозе, нависшей над всей Европой, и о настоятельной необходимости в интересах цивилизации объединиться всем против этого общего врага. Он коснулся существующей коалиции и выразил сожаление по поводу неучастия в ней тех, чьи интересы совершенно совпадают с интересами Англии, Австрии и прочих. На важнейшее место он отважился поставить Самую Светлую Республику, которой теперь непосредственно угрожало присутствие французских армий у ее границ. До настоящего времени Венеция находила оправдание своего пребывания в стороне от событий в том обоснованном предположении, что объединенных Пьемонтской и Австрийской армий более чем достаточно, чтобы сохранить Италию в неприкосновенности. Теперь данное оправдание утрачено. Пьемонтская армия разгромлена и Савой сдан Франции. Предупреждение о том, что может произойти, Его Светлость может видеть на примере якобинского восстания, при поддержке Франции вспыхнувшего в Модене и Реджо, которые объединились в Циспаданскую Республику и приняли анархистские принципы Свободы, Равенства и Братства. Его Светлость поднял руку, останавливая его.

— Что случилось в Модене — это одно, что может случиться с Венецией — это совершенно другое. То было государство, оскорбленное правлением чужеземного деспота и вследствие этого созревшее для восстания. Венеция управляется ее патрициями, и народ доволен их правлением.

Марк-Антуан набрался дерзости задать вопрос:

— Считает ли Венеция удовлетворенность ее народа достаточной гарантией того, что ее границы не будут нарушены?

— Безусловно, сэр. Наша гарантия основывается на дружеском соглашении Французской Директории и Венеции. Франция ведет войну против Австрии, а не против Италии. Только на прошлой неделе месье Лальмант, выступая от имени генерала Бонапарта, потребовал от Совета Десяти ясно определить линию нашей границы на суше, чтобы не нарушить ее. Следует ли из этого, что мы можем разделить опасения, которые, оказывая нам честь, ваш мистер Питт выразил в заботе о наших интересах?

Он говорил с торжествующим видом человека, одержавшего полную победу.

— Франция лишь заботится о приличиях, и, пока их планы не созреют, они будут лицемерно вводить вас в заблуждение.

Это обидело Дожа.

— Это предположение, сэр.

— Ваше Высочество, это — факт, который благодаря величайшей милости фортуны я заполучил, и могу привести тому исчерпывающее доказательство.

Он достал письмо Барраса Лебелю, развернул и вручил его Дожу.

Изредка раздавалось лишь тяжелое дыхание Манина и шелест документа в его холеных белых руках. Наконец, сильно встревоженный, с безрадостным и ошеломленным выражением лица, он вернул документ.

— Это подлинник? — спросил он охрипшим голосом, но вопрос этот был риторическим и едва ли требовал соответствующих заверений, представленных Марком-Антуаном.

— Но тогда…— тусклые глаза посмотрели пристально. Марк-Антуан был откровенен.

— То, что три месяца назад было бы любезным и великодушным жестом со стороны Самой Светлой Республики, сегодня стало настоятельной необходимостью, если она намерена избежать уничтожения.

Вздрогнув, Дож вскочил на ноги.

— Боже! О, боже! Не говорите таких слов! В разговор вступил граф:

— В данном случае слова правильные. Здесь не может быть недоразумений. Мы понимаем, в каком положении находимся. Нам осталось только вооружиться и объединиться с Австрией против общего врага.

— Оружие?! — Дож посмотрел на него в ужасе. — Оружие? А военные расходы? Вы подумали об этом?

Он, казалось, наконец-то совершенно ожил. Наверное богатейший человек в республике, обязанный своим избранием своему богатству, он был печально известным скрягой.

— Военные расходы! — бушевал он. — Пресвятая Дева! Как их оплатить?

Марк-Антуан заметил:

— Однако, вынужденные расходы окажутся меньшими, чем дань победоносному Бонапарту.

— Бонапарт! Бонапарт! Вы говорите так, будто Бонапарт уже здесь.

— Он почти у ворот, Ваше Величество.

— И, насколько вам известны истинные намерения французов, — проворчал граф, — вы не можете утверждать, что на пороге он появится, обнажив голову.

Его Светлость разъярился.