Напоследок пара слов об эмоциональной составляющей человека будущего. Эмоциональный фон цивилизации сдвигается от амфетаминового спектра в сторону эндорфинового, скажем так. Поясню.
Человечество взрослеет, причем взрослеет во всех смыслах — и психологически, и физиологически: в связи с растущей продолжительностью жизни и снижающейся рождаемостью в среднем увеличивается доля людей старшего возраста и уменьшается доля молодежи. Если во все прошлые века демографическая пирамида (половозрастная диаграмма населения) была похожа на елочку — мало стариков, много младенцев, то демографические пирамиды развитых стран напоминают столбики — много жизнерадостных румяных стариков, мало детей, зато все ухоженные.
В «молодой цивилизации» из-за большого представительства молодежи в структуре населения и непродолжительной жизни молодежь играет значительную роль. Молодежь — это бурлящие половые гормоны, повышенная активность, острый ум, но — нетерпимость, недостаток опыта и взвешенности. Молодежь — это амфетамины любви. Молодую цивилизацию вполне можно назвать тестостероновой — агрессивной. Пассионарной, если хотите. (Жаль, Гумилев не разбирался в возрастной физиологии и демографии, не пришлось бы тогда придумывать глупых терминов. «Пассионарность» случается и у обезьян при перепроизводстве молодняка, когда молодые и агрессивные подростки объединяются в стаи, вооружаются палками и идут захватывать территории соседей.)
«Старая цивилизация» — это мудрость, терпимость, успокоенность, удовольствие от постоянства и накатанности быта, но — низкая агрессивность (активность), нежелание перемен. Старость — это вещества эндорфиновой группы в организме — болеутоляющие, успокаивающие, умиротворяющие.
Амфетамины — это острое ощущение счастья, взрыв. «А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой».
Эндорфины — это счастливое умиротворение, удовольствие спокойствия. Понимание: «на свете счастья нет, но есть покой и воля».
Цивилизация уходит от экспрессивности, стремительно дрейфуя к сдержанности, к меньшему проявлению бурных эмоций и большему проявлению спокойной радости. На первый взгляд, это будет выглядеть как проявление меньшей эмоциональности, хотя на самом деле эмоции не исчезают, просто сдвигаются к иному спектру, менее видимому невооруженным глазом. Да, брызганья слюной и жестикуляции будет меньше, спокойствия и равнодушия — больше. Равнодушие, кстати, вовсе не такое плохое чувство, как его пытаются выставить романтики. Равнодушие — это чувство ровной души. Души, мало колеблемой внешними проявлениями. Например, обидами и оскорблениями.
… Может показаться, что тезис об уменьшающейся эмоциональности противоречит тому, о чем я говорил раньше, — раскомплексованности, например. Раскомплексованность ведь предполагает чувственное высвобождение, выплеск доселе угнетаемой эмоциональности. Верно. Как верно и то, что западные психоаналитики, психотерапевты все последнее историческое время учат людей не скрывать своих чувств, а выплескивать их, чтобы не нарабатывать психосоматические и психические заболевания. Это добираются последние остатки нереализованной эмоциональности. По донышку скребут. Этих остатков, конечно же, не хватит, чтобы старую цивилизацию сделать молодой.
Старая цивилизация никогда не будет ввергать себя в кровавую баню, воюя за идеи, она предпочтет договориться полюбовно. Но она и не завоюет никаких новых высот. Старая цивилизация — это цивилизация застоя.
И потому через некоторое время этой счастливой осени человечества старая цивилизация уйдет с исторической арены… Но пока она не ушла и даже не наступила, посмотрим на некоторые черты этой цивилизации, прямо вытекающие из ее принципов.
Глава 35.
Право на жизнь — это право на смерть (начало)
Вообще-то, у людей нормальных, то есть тех, кого мало интересует, что «станет говорить княгиня Марья Алексевна», людей, живущих не чужим умом в виде общественного мнения, а своим, личным умищем, тезис о том, что люди не должны соваться в личную жизнь друг друга, не вызывает никакого внутреннего протеста. Точно так же не вызывает у них протеста и второй тезис: «Нет пострадавших — нет преступления». Больше того, эти правила кажутся естественными и справедливыми.
Но вот удивительный парадокс! Прямые следствия, вытекающие из этих двух постулатов, у многих, даже неглупых, людей уже вызывают мощнейший внутренний протест и даже испуг: «Как это так — мы не будем вмешиваться в чужую жизнь?!. В этом случае точно надо!» Уж очень не привыкли люди допускать чужую свободу. Например, свободу распоряжаться собственной жизнью, здоровьем, временем. Людям средним вечно хочется низвести выбивающихся до своего уровня.