Венец судьбы

Вид больше походил на что-то из фильма, снятого для завлекания людей, заманить их в ловушку красоты, прежде чем сокрушить души. Когда мы миновали лес и вышли на поляну, я заметила заброшенную каменную церковь, увитую виноградными лозами и местами разваливающуюся на части. На вершине сооружения находилась большая мраморная скульптура кельтского символа вечности и любви, очерченная солнцем. Голубые розы цвели на лугу, когда мы проезжали мимо, и я повернулась в седле, наблюдая, как губы Райдера растягиваются в ослепительной улыбке.

— Я вижу, — прошептала я, понимая, что он контролирует мир, чтобы показать мне, каким мог бы быть, одержи мы победу.

— А я вижу нас, Питомец. Вижу, как мы восстанавливаем всё, что разрушил Вил, и создаём прекрасный мир, которым однажды будут править наши дети, после того как решим сложить с себя обязанности. Я вижу мир, который нуждается в исцелении, но у нас впереди целая вечность, чтобы достичь этой цели. Смерть всегда будет посещать нас, но мы никогда не позволим ей прижать свою руку к нашему горлу или изменить наш образ жизни. Мы решаем наши судьбы, помнишь? Ты научил меня этому, и это одна из самых мудрых вещей, которые мне довелось усвоить. Раньше я верил, что мы можем направлять судьбы по собственному пути, влиять на них, но мы не могли их изменить. Ты доказала, что это не так, Синтия. Ты превратила каждое видение, данное Ристану, во что-то гораздо более прекрасное, чем мог бы сделать кто-то другой. Дану не просто так давала Ристану видения, мучила ими, и большая часть того, что она ему показала, была неправильной.

— Если пытаешься заработать очки за ухаживания, отлично получается. И только подумай, ты говорил, что не ухаживаешь. — Я слегка наклонила голову, чтобы Райдер мог видеть мою лукавую улыбку.

— Я не ухаживаю, — хрипло усмехнулся он. — Моя жена не нуждается в том, чтобы за ней ухаживали. Она любит меня. Если бы я хотел добиться её расположения, просто сообщил бы ей, что сделал заказ на бесконечное количество лака для ногтей OPI, который будет доставлен, как только закончится война и будет построен наш новый дом. Я бы сказал, что у меня есть всё, что она полюбила в нашем старом замке, спрятанное в подземельях в потайных ходах с отвратительным количеством человеческого дерьма наших детей, которое она обожала. Мне не нравилась мысль о том, что она расстроится из-за потери этих вещей. Я бы сказал, что хочу детей, так много грёбаных детей, что никогда не устану давать им имена. Я хочу наблюдать, как они растут у тебя в животе, не беспокоясь о том, что тебе причинят вред, и чувствовать, как они шевелятся внутри, когда я прикасаюсь. Я бы сказал, что нет и никогда не будет более прекрасной Верховной Королевы Фейри, чем ты, Синтия Рейн МакКенна. И что никакая другая женщина никогда не смогла бы заставить меня гордиться больше, называть её своей женой, чем та, которая согласилась быть моей навсегда.

— Чёрт. — Я с трудом сглотнула, быстро вытирая слезу. — Я имею в виду, да, это хорошо. Это было совсем неплохо для того, кто не добивается расположения.

— Так бы я сказал, если бы ухаживал, но это не так. Ты любишь меня, поэтому тебе не нужно, чтобы за тобой ухаживали.

— Ты мудак, — засмеялась я, выдыхая, когда он крепко обнял меня за талию, прежде чем отпустить. Затем Райдер поднял руку, отдавая приказ вдоль строя остановить продвижение армии. — Каждая женщина хочет, чтобы за ней ухаживали, даже я.

Перед нами были сланцевые скалы, достаточно большие, чтобы по ним могли пройти лошади, но край представлял ненадёжный обрыв, который становился круче по мере подъёма в гору. Подножие холма устилали черепа всадников и лошадей, которые не смогли подняться по крутому склону.

— Кажется небезопасно.

— Лишь один путь в Долину Печали и один выход из неё, Питомец. Обрыв Печали, или, по крайней мере, так это называют Фейри. Это единственное место в Царстве Фейри, которое обрывает жизнь Фейри, независимо от того, кто или что он. Если только у Фейри нет крыльев, как у нас, — объяснил он.

— Ты не мог упомянуть об этом, когда я указывал на долину на карте?

— Нет, потому что каким бы ужасным ни был подъем, это самое стратегическое место для сбора армии. Есть один вход и один выход, а значит, мы увидим их приближение.

— Мы окажемся в ловушке. Если начнём проигрывать, бежать некуда.

— Именно, Питомец. Это наша последняя битва. Если проиграем, бежать некуда. Я не планирую проигрывать, а ты?

— Нет, но разве у нас не должно быть другого варианта? Типа, ладно, это не сработало, давай перегруппируемся и попробуем ещё раз?

— Нет. Здесь мы выступаем вместе против тех, кто хотел бы видеть нас мёртвыми. Я ни хрена не собираюсь сбегать. Никому не позволено приходить в мой дом и заставлять смотреть, как умирают мои люди. На нашей стороне боги и богини, и ты, и я, Питомец. Давай вернём себе наш мир и нарожаем детишек после того, как победим.