Венец проигравшего

— Все радуются тому, что противник предложил переговоры первым.

— Так разве есть какая-то уверенность, что это — преимущество?

— Слушай, не порти другим настроение!.. Конечно! Если они предлагают разговор, то нам проще будет отвергать их условия, если они окажутся слишком наглыми. А так-то, конечно, нет на войне никакой уверенности. Ни в чём! — Я снова подавил в душе злое чувство. На этот раз раздражение. — Мы, по сути, ничего и не празднуем. Просто расслабляемся. Давно пора, кстати, уже сколько времени все на нервах.

Может быть, мне просто почудилась ехидная усмешка на лице отпрыска? Сопляк! Наглец!

— Я просто хотел понять, — сказал Егор. — Хотел разобраться.

— А вообще, если говорить серьёзно, то ты правильно делаешь, что спрашиваешь. Спрашивай. И сомневайся. Во всём… Что, Серёж?

— Можно с вами на переговоры?

— Сомневаюсь, дружище. Если уж мне брать кого-то из сыновей, то Ярку или Юрку.

— Яро на востоке. А Юрка просто болван.

— Серёга!

— А что? Правда ж! Юрка ни во что такое не хочет вникать. Для него важнее всего возможность козырнуть титулом. И всё. Он считает, что уже всего в жизни добился, просто потому, что родился у такого легендарного и крутого мужика, как ты. Зацени достижение! Он всерьёз полагает, что теперь ему остаётся лишь на полную катушку пользоваться преимуществами, вот и все его обязанности.

— Серёж… Доносить на братьев — не есть хорошо.

— Разве я доношу? Если по правде — разве я рассказал тебе что-нибудь новое?

— Так с какой целью рассказал-то? А действительно давай по-честному. Ты ведь хочешь мне что-то доказать. Например, что Юрка — парень так себе. Верно ведь? Чего же ты хочешь добиться?.. Хватит смелости сказать прямо? — Меня словно бес толкал в спину, до безумия захотелось бросить в лицо то, что даже я предпочитал никогда не произносить. — Ты намекаешь, что Юрка не годится в наследники?

— Пап… правда… Ничего подобного не думал. Клянусь!

— Серёж! Мы говорим честно!

— Честно? Я вообще не думаю, что ты когда-либо рассматривал кандидатуру Юри. Яромеру нет конкурентов.

Ярость отступила так же быстро, как и нахлынула. Остался один стыд. Тем и плох алкоголь — кто в состоянии совершенно контролировать изменённое состояние? Да, конечно, по идее я могу многое себе позволить, и от меня всё снесут. Но куда почётнее и разумнее всегда держать себя в руках. Особенно с домочадцами — с ними мне всю жизнь жить бок о бок, их любовь и преданность наверняка окажутся бесценными, а одно слово, сказанное по глупости или в расслабленном злобном состоянии, способно навеки поселить в душе обиду и отравлять наши отношения.

Кстати, приятно было убедиться, что мои люди не из болтливых. Об изменениях, внесённых в завещание, пока знают только причастные к этому делу люди.

— Яромиру есть конкуренты. Десять штук конкурентов, и, может быть, ещё появятся. Ты уже в курсе, что после войны я снова женюсь?

— На ком?!

— Твоя мать ещё не решила.

— Дожала всё-таки? — Серёжка понимающе заулыбался. — Даже и в этом случае всё равно лучше выбирать самому: дочку кого-нибудь из потенциально выгодных союзников. Рохшадер, Бадвем, Урхель…

— Выбирать нужно человека, — возразил Егор с потешно-серьёзным видом.

Впрочем, почему «потешно»? Ему четырнадцать, по имперским законам парня уже можно женить, и если он размышляет о таких вещах, это свидетельствует о серьёзности, а не о забавной детской игре в серьёзность.

— При чём тут человек? Если бы отец хотел выбрать себе приятную младшую спутницу, то давно уже сделал бы это. Но речь не о любезном общении с новой женой. Тут нужна выгода, нужен союз между областями, между могущественными семьями. Особенно сейчас.

— Всё равно, жить-то с человеком, а не с договором о союзе.

Я с интересом слушал их спор, поглядывая то на одного сына, то на другого. И мне уже не казалось важным, что они столь беззастенчиво обсуждают мою особу. Куда любопытнее их отношение к очень важному жизненному вопросу. Втройне важному в патриархальном мире, где принято жить огромными семействами в три-четыре поколения.

— Мама поехала в Рохшадер, познакомиться с Джасвиндрой, младшей дочерью господина Абареха.

Ответом было искреннее изумление на лице Серёги.

— Неужели мама тоже понимает в таких делах?

— Мы воюем с народом, у которого главенствуют женщины, — сказал Егор. — Ты ещё сомневаешься, что они способны многое понимать?

— Уверен, для нашего противника матриархат — всего лишь вывеска. На самом деле и у них, конечно, важные вопросы решают мужчины.

— Пока не взглянешь на мир изнутри, не поймёшь.

Поразительно было это суждение, прозвучавшее в устах четырнадцатилетнего подростка. Пожалуй, я новыми глазами взглянул не только на Егора, но и на всех своих детей. Они ведь росли совсем в других условиях, чем я сам. Кто-то из них, несомненно, усвоит лишь то, что на их долю выпал счастливый жребий, им дано намного больше, чем другим соотечественникам, и этим можно и нужно пользоваться. Многие ли сумеют увидеть в своём высоком происхождении изначально большую ответственность?

Интересно, к какой категории относятся Серёжа и Егор? Только жизнь сможет поведать об этом.