Венец Прямиславы

За семнадцать лет жизни сердце ее впервые отозвалось на чей-то пылкий взгляд; в юности всегда кажется, что это событие, единственное за всю минувшую жизнь, так и останется единственным до конца, хоть проживи еще полвека. Давно ли она узнала Ростислава перемышльского? Три дня назад она о нем и понятия не имела, но вот теперь, когда он уехал, Прямиславе казалось, что она утратила весь мир и никогда для нее больше не блеснет солнечным лучом радость. Эта тоска пустоты станет вечной… Она молилась, но едва могла сосредоточиться; твердила себе о Господней любви, которая никогда ее не покинет, лишь бы ей не сойти с пути, и все же не могла избавиться от жажды любви простого человека, который вдруг стал значить для нее больше всех, кого она ранее знала…

На другой день в Небель явился неожиданный гость: боярин Милюта. Крестя гуляла с Романовыми дочерьми, Прямислава сидела в горнице с Зорчихой, они-то и приняли воеводу. Отлежавшись, он отправился назад, к своему князю, а по пути встретил Ростислава с дружиной, который и рассказал ему, что Вячеславова дочь освобождена и ждет в Небеле. Счастливый, что застал ее здесь целой и невредимой и даже может явиться вместе с ней к своему князю, Милюта не сразу обратил внимание на то, что Прямислава одета в подрясник.

– Что это ты, матушка, по-монастырски нарядилась? – спросил он, когда все новости были рассказаны. – Неужели тебя игуменья так отправила? Ни к чему это! У тебя что же, и мирского платья нет?

В каком платье она уезжала из Апраксина он, как девять мужчин из десяти на его месте, конечно, не заметил.

– Есть, – Прямислава переглянулась с Зорчихой. – Только его другая носит.

Ей было неловко рассказывать, каким образом они с Крестей поменялись не только платьем, но и именем; она говорила совсем о другом, но при каждом слове ей мерещилось, будто она признается Милюте в своей любви к Ростиславу. Казалось, на лице у нее написано то, о чем она думает. Однако Милюта ничего такого не заподозрил и ее решение одобрил.

– И правильно! Так сохраннее. Но уж теперь можно и правду открыть, здесь-то тебя злодей наш не достанет.

К вечеру из Турова приехал боярин Свирята с сотенной дружиной, которого Вячеслав прислал за дочерью. Сам он не мог пока оставить Туров даже на день: на Червонном озере еще сидел Юрий, и надо было решать, что с ним делать. Молодой воевода жаждал поглядеть на Прямиславу, о которой в войске уже бродили разнообразные слухи, но повидаться ему удалось только с Милютой. Прямислава не выходила из горницы. Вечером Крестя попрощалась с хозяйками, сказав, что собирается выехать на рассвете, и утром Прямислава пошла к кибитке уже в своей собственной одежде. Там ей поклонился боярин Свирята; как и Ростислав недавно, Крести он даже не заметил, не усомнившись, которая из двух тут княгиня.

– Если хорошо поедем, на четвертый день будем в Турове, – обнадежил он Прямиславу. – Батюшка-то как рад будет тебе, Вячеславна! Сколько лет не видались!

Следующую ночь провели в Пинске, втором по величине городе княжества. Здесь заправлял тысяцкий Ермил – в крупный и богатый город Вячеслав не хотел сажать князей-родственников, справедливо опасаясь, что вскоре им захочется и большего. На ужин в гридницу собрались все пинские «лучшие люди» и дивились про себя, как свободно держится девушка, выросшая в монастыре. А Прямислава даже не думала об этом – общее застолье с мужчинами уже не тревожило ее и не смущало. И все же эта набитая людьми гридница казалась ей пустой, потому что не было надежды увидеть среди этих лиц то единственное, которое все время стояло перед ее мысленным взором.

* * *

К Турову подъехали на четвертый день к вечеру, уже в сумерках. Город был древнейший: еще во времена Игоря Старого и Ольги здесь сидели князья старинного рода дреговичей, потомки князя Тура. Но где они теперь? Сгинули невесть куда, унесенные темными волнами веков, а взамен них появились князья нового, Рюрикова рода.