Венец Прямиславы

– Или я тебе не нравлюсь? – продолжал он, глядя на нее веселыми темными глазами. Он не собирался причинять зла дочери своего нынешнего союзника, но не мог удержаться, чтобы не пошутить с красивой девушкой. – Или князя Юрия боишься? Не бойся – не захочешь, никогда в жизни больше его не увидишь! Хоть думай, что помер!

– Грех тебе! – выдохнула Прямислава. – Хоть он и грешный человек, а зачем же говорить, чтобы помер?

– От слова не сделается! – Ростислав отмахнулся. – Увезу тебя отсюда, не достанет он тебя и не спросит, как ты со мной здесь была. Ну, неужели он лучше меня? Ведь ему за сорок, зачем тебе такой старик? Поистаскался весь с холопками! Ведь правда это, что он жену ради холопок бросил?

– Правда! – со слезами на глазах зло выкрикнула Прямислава. – А тебе грех смеяться над чужим горем! И так я сколько позора приняла из-за его блудодейства, а ты теперь еще хуже меня мучить хочешь!

– Ну, ну, тихо! – Ростислав, похоже, сам испугался воздействия своих слов. – Пошутил я! Не сердись на меня, глупого! Он блудил, ему и позор, но на тебя-то, голубка моя белая, никто худого не подумает! Я так, пошутил только… Не может же быть, чтобы ты его любила, старого, с бесом под каждым ребром!

Прямислава невольно улыбнулась: ей вдруг представились чумазые рожицы бесов, сидящих у князя Юрия под каждым ребром (вид бесов был ей известен благодаря церковной росписи). Ростислав тоже улыбнулся, довольный, что сумел ее развеселить, и краем ладони заботливо стер с ее щеки выползшую слезу.

– Вот и славно, вот и умница! – тихо сказал он. – Лучше улыбайся, зачем плакать-то? Пусть бесы в пекле плачут, нашей радости завидуя!

Рука его была жесткой, но почему-то от этой нехитро выраженной заботы на сердце у Прямиславы стало теплее. За последние двое суток в ее жизни случилось так много событий, что они показались ей длинными, как два года; и вот впервые за это нелегкое время она почувствовала в ком-то искреннее сочувствие! Ростислав обнял ее; она пошевелилась, пытаясь освободиться, уперлась руками ему в грудь и вдруг ощутила на щеке прикосновение горячих губ. Она ахнула, и тут в дверь постучали.

Дверь распахнулась, и кто-то вошел. Выпустив Прямиславу, Ростислав резко повернулся: так ворваться к нему могли только в случае серьезной опасности. Закрывая руками пылающее лицо, Прямислава отскочила, потом посмотрела на дверь, то ли надеясь на помощь, то ли боясь новой опасности, – но на пороге стояла всего-навсего Прибава!

– Тебе чего? – с досадой воскликнул Ростислав. – Ты чего прибежала, мать?

– Ах, княже! – Окинув их обоих быстрым взглядом, ключница, конечно, догадалась, что здесь происходило. – Весь вечер хочу тебе словечко сказать, да ведь не подступишься! Княже, это не она! Не эта, другая!

– Какая другая? Ты про что?

– Княгиня – другая! – втолковывала Прибава. – Та, что в клети осталась, их же там было две! Недоросточек!

– А эта? – Ростислав обернулся к Прямиславе, и вид его выражал полное недоумение.

– А это девка при ней, с собой привезла. Две челядинки при ней были, баба и девка! Вот это девка и есть! А княгиня там осталась! В клети!

Несмотря на волнение, Прямислава гневно сжала губы: ей стало ясно, кто их выдал.

– Что щуришься? – Прибава заметила ее гневный взгляд. – Для вас же стараюсь, для княгини вашей! Чтоб не сидела она тут, князя Юрия или другого лешего дожидаясь, а прямой дорогой к батюшке отправилась! Или ты недовольна? Или тебе с князем Ростиславом лучше, веселее, чем в монастыре с монашками!

– Да не может быть! – Ростислав подошел к Прямиславе. – Не ты – княгиня Юрьева? Не ты?

Его голос и лицо выражали одно: не может быть!

– Да говорю же, не она! – с нескрываемой досадой повторила Прибава.

Ей вовсе не надо было, чтобы князь Ростислав растратил свой пыл на простую девку, оставив без внимания княгиню. Ревнивой ключнице было все равно, увезет ли Ростислав княгиню к отцу или обесчестит, поступит как с дочерью союзника или как с женой врага, но вернуться к мужу та после встречи с ним едва ли сможет. Сколько лет Прибава изводилась в бессильной злобе, ненавидя всех своих соперниц, а тут ей выпал случай избавиться от самой главной из них! От законной жены князя Юрия, какой сама она, холопка, ни в коем случае не смогла бы стать.

– Что ты молчишь, душа моя? – Ростислав взял девушку за плечи. – Неужели не врет баба? Неужели не ты княгиня? Поверить не могу! Такая красавица, такая смелая – и не княгиня? Холопка?

В голосе его прозвучало такое, разочарование, что Прямиславе стало его жаль. Но она молчала: после того как Ростислав видел ее в платье холопки, открыть правду было стыдно, и она пыталась вспомнить, не сказала ли чего-нибудь такого, что подтверждало бы его первоначальную правильную догадку.

– Не может быть! – повторил Ростислав и, взяв ее руку, повернул ладонью вверх. Белая нежная рука ясно свидетельствовала о незнакомстве с любыми орудиями тяжелее швейной иглы. – А по всему виду… такая лебедь белая… Только княгине такой и быть!