Венец Прямиславы

Она заснула раньше, чем Зорчиха укрыла ее и сняла с княжны башмаки. А потом вдруг проснулась – казалось, всего через минуту после того, как заснула. Что-то происходило: кто-то из мужчин метался по тесной избе, налетая в темноте на утварь и товарищей, кто-то бранился, а снаружи тоже слышался шум.

– Мирята, живо! – распоряжался боярин Милюта, и один из кметей распахнул двери. Одной рукой он одергивал рубаху, а второй перехватывал поудобнее меч в ножнах, который среди другого оружия с вечера был положен у изголовья.

Вместе с ночной свежестью внутрь ворвались голоса и стук копыт.

– Здесь! Вон кони! – До слуха долетали обрывки выкриков, и Прямислава приподнялась, убежденная, что им эти новые гости ничего хорошего не несут.

Чьи-то шаги звучали уже перед крыльцом; Мирята, как был в одной рубахе, выхватил меч и грубо крикнул кому-то:

– Кто такие? Куда лезешь?

– Вот он, туровский! – ответило сразу несколько голосов. – Где княгиня?

При этом слове Прямислава вскочила, схватила платье и стала торопливо его натягивать. В темноте она никак не могла разобраться с рукавами, понять, где зад, а где перед, и верхняя рубаха казалась ей слишком тесной. Она торопилась, сама не зная, то ли хочет пытаться бежать, то ли просто стыдно показываться на глаза чужим людям в одной исподней рубахе. Растрепавшиеся волосы лезли в глаза, и, только одевшись, она уже на ощупь поняла, что схватила не свою рубаху, а Крестин подрясник. Крестя и Зорчиха тихо охали в темноте, но не смели встать, потому что Милютины кмети носились по избе, налетая друг на друга, торопливо одевались, хватали оружие и бежали наружу. Было почти темно, выбивать или раздувать огонь было некогда, и только открытая дверь давала немного света. Со двора доносились крики и даже звон оружия.

– Кто такие? Что за люди? – кричал с порога в темноту боярин Милюта, без сапог, но с мечом в одной руке и щитом в другой. – Кого леший принес?

– Ты, что ли, от князя Вячеслава? – отвечал ему незнакомый голос. – Ты Юрьеву княгиню везешь?

– Кто я и куда еду, сам знаю, а всякому черту не докладываюсь! – гневно отвечал боярин Милюта. – Чего надо?

– Мы от князя Юрия Ярославича берестейского, велено нам княгиню Юрия туровского вернуть в Берестье! – слышалось в ответ. – Где она?

– Не твое собачье дело!

– Не говоришь, так мы сами найдем!

– Ну, поищи, если такой скорый!

– Нехорошо, Милюта Веченич, жену от мужа увозить! – заговорил кто-то еще, видимо знакомый с боярином. – Князь Юрий ее своим братьям оставил на сохраненье, вот-вот пришлет за ней, а ее нет! Увезли! Нехорошо! Нехорошо жену у мужа увозить! Отдай княгиню, и разойдемся мирно! Зачем нам биться, как будто мы поганые половцы, кровь христианскую проливать!

– Хорошо ты говоришь, Мирон Жирославич, заслушаться можно! – Боярин Милюта хмыкнул, не сдвинувшись, однако, ни на волос. – Что твой епископ в соборе! А меня князь Вячеслав за его дочерью послал, и я ему его дочь привезу! И пусть у него князь Юрий спрашивает свою жену, если сумеет! Ты-то чего лезешь, голову под меч подставляешь? Забыл, как встречались под Владимиром? Видно, раны твои зажили, опять на рожон лезешь, в чужое дело суешься?

– Отойди, Милюта, Богом тебя прошу, не толкай на грех! – ответил прежний голос, но теперь в нем слышалась явная угроза. – Не отдашь миром княгиню, кровь твоя на тебе же будет!

Вместо ответа боярин Милюта бросился на него с мечом, и тут же на дворе завязалась схватка. Прямислава наконец сообразила: это люди не ее мужа, а другого князя Юрия, того, тринадцатилетнего, что остался в Берестье. Как видно, он все же догадался снарядить за ней погоню. А может, подсказал кто.

Изба почти опустела, стало тихо, только Крестя тихо причитала, шаря в темноте в поисках своего платья. Прямислава торопливо обувалась и приглаживала волосы. Она готова была бежать пешком в темную весеннюю ночь, только бы не попасть в руки берестейцев, которые хотели вернуть ее в город. Ее отец уже где-то близко, а значит, спасение рядом.

Зорчиха возилась у печки, пытаясь раздуть лучину. Прямислава, кое-как завязав ремешки башмаков, на ощупь стала пробираться к раскрытым дверям, чтобы выглянуть во двор. Вдруг в сенях мелькнул яркий свет, и Прямислава отшатнулась, заслонив рукой глаза. На пороге стоял мужчина, держа в одной руке факел, а в другой – меч.

– Где княгиня Юрьева? – спросил он, в потемках не разглядев еще, где тут кто. – Здесь она?

Он прошел вперед, факел в его руке осветил лежанку, где сидела испуганная Крестя. Прямислава стояла, прижавшись к стене, в какой-то безумной надежде, что ее не заметят. При виде незнакомца Крестя схватила первое, что попалось под руку – верхнюю рубаху Прямиславы, и прижала ее к себе, не имея времени надеть.

Факел качнулся в сторону Зорчихи, которая так и замерла на коленях у печки, потом пятно света упало на Прямиславу, замершую у стены. Ее скособоченный подрясник и более явный испуг Крести, державшей в руках мирское платье, подсказал мужчине ответ на вопрос, который он им задал.