Венец Прямиславы

– Да будет тебе, Володьша! – сказал Ростислав. – Злые люди придумали, а ты и поверил! Значит, хотел поверить, – кому стыдно-то должно быть? Ну, будет, я тебя прощу, только ты умом сам раскинь. Ну как я мог быть сразу и в Белзе, и в Лосиной Топи? Чем за мной через всю волость скакать, ты бы лучше в Белзе людей расспросил!

– Расспрашивал я! – Шмыгнув носом, Владимирко Володаревич все же совладал с собой и заговорил суровее. – Ну, видели тебя вечером в палатах.

– И видели, как я на крыльях в Лосиную Топь полетел? – спросил Ростислав, и вокруг послышались неуверенные смешки. Прямислава тоже подавила улыбку: зрелище человека с крыльями, летящего над Белзом, своей несуразностью могло вызвать только смех.

– А нож?

– Какой нож?

– Какой в гру… в груди у Яр… ши… остался, – глотая слезы, выговорил Владимирко Володаревич. – Твой ведь нож, с Михаилом Архангелом. Я у тебя такой видел.

Тут он замолчал, увидев прицепленные к поясу Ростислава меч с маленьким образком в рукояти и нож, тоже богато отделанный, но безо всяких изображений.

– И где он? – спросил Ростислав.

Князь Владимирко сделал знак одному из своих бояр. Судислав Яворович, недовольно сопя, ушел в шатер.

– Войти бы тебе, княже! – намекнул другой боярин, Радослав Стоянович.

– Нет, воевода, лучше нам тут дело разбирать! – возразил Ростислав. – Виноват я или нет – пусть все люди знают.

Ему ответил негромкий, но дружный гул одобрения. Люди хотели знать правду.

Боярин Судиша вынес из шатра длинный нож с золоченой рукоятью, завернутый в кусок холста, развернул и почтительно подал князю Владимирку. У того дрожали руки, когда он принимал нож, а когда взглянул на него, слезы неудержимо побежали по щекам.

У Ростислава дрогнуло сердце: на суровом полотне виднелись коричневые пятна, а хороший стальной клинок был не отчищен от крови. Кровью его брата Ярослава…

– Где… брат твой… Авель… – Не в силах больше ничего выговорить, князь Владимирко потряс ножом в холстине и, отвернувшись к пологу шатра, разрыдался. Вид клинка с засохшей кровью брата оказался для него слишком тяжелым испытанием.

Ростислав молчал, но переменился в лице. Кмети и воеводы тоже молчали, переводя тревожные и пытливые взгляды с одного брата на другого.

– И Яршу мне жаль, а еще больше тебя жаль, Володьша! – негромко, но с искренним сочувствием сказал Ростислав, сделав шаг к рыдающему брату. Кмети-телохранители князя вздрогнули, но остались на местах. – Ему-то хорошо, он у Бога, а ты вот остался… Терпеть надо, Володьша. Как говорят, не только доброе будем от Бога принимать, но и злое тоже. Думай, как Ярше у Господа хорошо, так и тебе будет утешенье.

Князь Владимирко наконец повернулся к нему, отирая слезы рукавом.

– Тебе легко говорить – он тебе не родной… – начал он.

– Да ну тебя – «не родной!» Отец у нас один, росли вместе. Разве я аспид какой-нибудь, что своей крови не уважаю?

– А нож?

– Да в первый раз я его вижу, этот нож, вот те крест! – Ростислав размашисто перекрестился. – Разбей меня гром на этом месте, если у меня такой когда-нибудь был! Ты в Перемышле-то не спрашивал, ковал мне кто-нибудь из наших такой нож?

– Я спрашивал, – заметил умный боярин Радослав. – Никто из перемышльских кузнецов работы не признал. Да ведь они не одни на свете.

– Это скорее туровская работа, – осторожно кашлянув в кулак, вмешался Истома, косясь на нож из-за спины Радослава. – Я тогда еще подумал…

– Покажите! – Прямислава подалась вперед.

При слове «туровская» у нее вдруг мелькнуло воспоминание. Глянув на нож, она ахнула, потом огляделась, точно надеялась каким-то чудом увидеть возле себя боярина Милюту или еще кого-то из мужчин туровского княжьего двора.

– Это мое… – начала она, и ее звонкий голос прозвучал как удар колокола среди тишины и осторожных перешептываний. – Мое…

– Что – «твое?» – воскликнул боярин Радослав, и даже удрученный князь Владимирко посмотрел на нее, моргая мокрыми ресницами.

– Ты кто, молодуха? – спросил он, наконец-то заметив ее.

– Жена это моя, Прямислава Вячеславна, – пояснил Ростислав. – Чему удивляешься, брат? Сам же Переяра посылал в Туров ее сватать.

Князь Владимирко промолчал, не зная, что ответить. Такого исхода затеянного им самим сватовства он никак не предполагал.

– Этот нож из моего приданого! – сказала Прямислава. – Мой отец, Вячеслав Владимирович туровский, заказывал его в подарок князю Ростиславу. С Михаилом Архангелом. И там еще написано: «Помоги рабу Твоему…» Я его везла, когда ехала в Перемышль. Только вот… – Она запнулась, вспоминая судьбу своих покинутых на дороге сундуков. – Только я в Червене оставила приданое, а что с ним дальше было, не знаю. И с людьми моими…

– Как он к тебе… – начал Ростислав, обращаясь к брату, но потом вспомнил: убитого Ярослава привезли к Владимирку с ножом, торчавшим из груди. Ростислав и Прямислава посмотрели друг на друга. Им стало ясно: тот, кто распоряжался приданым, мог взять оттуда этот нож…

– У князя Юрия все осталось. – Боярин Радослав, словно угадав, ответил на их немой вопрос. – Сказал, что жена – его, а значит, и все ее имущество – тоже его.