Но вернемся к Себастьяну и его истории, а он между тем поднимался по лестнице на второй этаж. Каждый раз по пути в библиотеку мальчик испытывал богатый букет чувств. Ему сложно было определить, что именно он тогда чувствовал, но прежде всего, Себастьян беспокоился о том, что мог допустить ошибки в домашней работе. (Себастьян среди прочего уже давно задавался вопросом, почему Эльза называет задания для самостоятельной работы, - домашней работой, если даже работа с учителем, то есть с ней, происходит у него в доме). Во вторую очередь, но не в меньшей степени, он боялся личности самой учительницы. При этом учительница и Эльза были для него двумя совершенно разными людьми, но образы учительницы и экономки у мальчика очень часто пересекались между собой, сливаясь в одну холодную и строгую женщину.
Когда Себастьян вошел, она уже ждала его, сидя за столом. Бесстрастное лицо Эльзы представлялось ему ликом сфинги - статуи, или точнее большой куклы (из-за подвижности сочленений), сочетающей в себе черты женщины и зверя и завезенной в Фэйр из Ултара. Сфинги регулярно выставлялись на обозрение в отделе истории столичного музея. Мальчик бывал там несколько раз, из всех экспонатов больше всего его пугали маски некоторых из племен Палингерии и как раз такие вот статуи. Что интересно эти же экспонаты были и его любыми, почему-то мальчика привлекали вещи, внушающие ему страх. И все-таки он предпочел бы быть сейчас где угодно, но только не на уроках в библиотеке.
Он входил уже с видом провинившегося, а по мере приближения к парте все больше гнулся под строгим взглядом учительницы. Вернее, это он так думал, что она смотрела, на самом же деле все могло быть и по-другому. Прежде чем сесть за парту, Себастьян приподнял столешницу и достал из открывшегося ящика учебник и тетрадку. Все учебники и тетрадки были разложены по ящику в порядке востребованности. Начинался день обычно с арифметики, заканчивался географией, историей и литературой. Промежуток времени с полдника и до начала вечера Себастьян проводил здесь же, в библиотеке, делая уроки. Тетрадки с выполненными заданиями он потом складывал в ящик, откуда к занятиям на следующий день их доставал.
Уроки по обязательным предметам входили в обязанности гувернантки, но за занятия музыкой и вышивкой с Белиндой Эльзе доплачивали отдельно. Такой подход в обучении был распространен сейчас повсеместно, то же занятие вышивкой, которое ранее считалось для благородных девиц делом обязательным, в новейшее время отходило на второй план. В новом времени им на выданье нужны были знания языка и культуры, ни в коем случае не политики, нужна была гибкость и умение подстраиваться под любимого (выгодного) человека; некоторыми ценителями почиталось также умение считать, но без излишеств и не то чтобы многими. Обладая всеми вышеперечисленным качествами, развитыми и доведенными до нужных кондиций, даже не наделенная красотой девушка среднего ума (главное, чтоб не выше среднего) могла рассчитывать на хорошее будущее, конечно, в пределах общественной нормы. Редко когда женщины занимали в обществе нетипичные роли, но и такое случалось. На таких - "выделяющихся" - смотрели косо, но уже одно наличие подобных случаев, говорило многое об изменениях, происходящих в социуме.
- Итак, на чем мы остановились? - спросила Эльза, когда мальчик наконец уселся и, немного поерзав на стуле, застыл.
Себастьян со вздохом ответил. Эльза выслушала, подошла.
- Открывай тетрадку! - скомандовала учительница; Себастьян вздохнул. Пока Эльза листала его тетрадку и делала пометки на страницах, Себастьян, ожидая вердикт, в своем обыкновении разглядывал учительницу.
Фигура гувернантки выглядела совсем мальчишеской, даже обтянутая строгим корсетом. Корсет считался ныне верхом женственности, его конструкция пропускала в грудь на вдохе не больше минимума воздуха, необходимого, чтобы жить. Этого минимума, к сожалению, очень часто было недостаточно для того, чтобы носитель корсета оставался в сознании. Неприятности, связанные с этим, постоянно происходили с самыми разными женщинами и даже внешне крепкие леди не были застрахованы от потери сознания в самое неподходящее время. Эльза же никогда не теряла сознания и никогда и ни при ком не показывала слабины. Она вообще, казалось, могла обходится без воздуха. Эльза была совершенством, представлялась идеальным выбором для воспитания детей. Но подходящий ли выбор идеал, если речь заходит о воспитании? Так ли важно растить ребенка в строгом соответствии со стандартом, как по гос. заказу? Ограничивать его детство строгими рамками, где шаг влево и шаг вправо карается ударом линейки? Вырастет ли из такого ребенка человек и что тогда считать человеком?
- Вот тут и тут ты допустил ошибку... - сухо констатировала Эльза; Себастьян весь сжался от этой ее реплики, - но в целом, конечно, лучше, чем в прошлый раз, так что пока обойдемся без взысканий (Эльза называла наказания, в том числе и телесные, взысканиями).