- Сынок, - сказала Мария. Все черты ее на миг смягчились, а маска бесстрастности лишь на мгновение, но упала. Из-под маски на Себастьяна взглянула безгранично уставшая женщина, совсем не такая, какую из себя строила - не железная леди, но мягкая и ранимая натура. Мария вдруг заплакала, плечи ее обмякли и женщина, приподняв платье, прошла мимо сына и исчезла в помещениях дома. Рука Феликса нерешительно дернулась, чтобы удержать Марию в момент, когда та уходила. Он, однако, так и не закончил движение. Так они с Марией в тот день и не попрощались, - только рассорились еще больше, что, впрочем, было для них обычно. Попрощаться же с Феликсом из всего семейства Веберов вышло только у Себастьяна.
Когда Мария ушла, а Феликс остался наедине с сыном, он сокрушенно вздохнул. Затем подошел к мальчику, встал перед ним на колено. Тогда Себастьян ощутил запах отцовского одеколона. Этот запах мальчик очень любил, но редко имел возможность вдохнуть. Он никому о той своей любви не рассказывал, потому как стыдился ее. Даже отцу не признавался и особенно ему.
- Сынок, ты это... Не скучай тут, занимайся чем-нибудь... Ищи себя, так сказать... - начал Феликс, то и дело останавливаясь и запинаясь. При том, что язык у Феликса был подвешен лучшим для коммивояжера образом, вне профессионального поля, а тем более в родном доме, хваленое многими красноречие и уверенность Феликса куда-то девались. На смену им приходила сконфуженность и неловкость. Чем более яркие эмоции испытывали окружающие его люди, тем более неловко Феликс себя чувствовал рядом с ними. - Маме помогай, - добавил он, сделав паузу, - она вообще-то у тебя хорошая, просто устала... Со всеми случается. И вот еще что, я, конечно, постараюсь вернутся к твоему дню рождения, но, сам знаешь - всякое бывает. Так вот знай, даже если вернуться ну никак не будет получаться, обязательно напишу и пришлю письмо.
После недолгих объятий Феликс поднялся и повернулся к выходу, но мальчик вцепился в его ноги и не хотел отпускать. Тогда Феликс осторожно разомкнул объятия сына, взъерошил его и так непричесанные волосы. Залез рукой во внутренний карман костюма и достал оттуда истертые латунные часы. Открыл их и, недолго поглядев, вручил сыну.
- Это, Себастьян, необычные часы, их вручил мне мой отец однажды. Так что... Можно сказать, что это наша семейная реликвия, - гордость промелькнула на лице Феликса. Сам он по происхождению был далеко не из знатных, но всегда мечтал принадлежать к благородному сословию. - Уже на тот момент часы эти были неисправны и сколько бы я не пытался разобраться в проблеме, кому бы я их не показывал, все мастера, к которым я обращался, а среди них были и очень известные, лишь с удивлением пожимали плечами - они никак не могли обнаружить причину поломки, никак не могли понять, что же не так с механизмом. И даже более того, многие из тех мастеров утверждали, что механизм этих часов совершенно иной, непохожий ни на один из тех, что они видели прежде. Но даже в нерабочем состоянии эти часы очень ценны, прежде всего как память, но и... как раритет, конечно, тоже. И хотя ты еще слишком мал, чтоб по достоинству оценить ценность этих часов, сынок. Я верю, что уже сейчас ты сможешь стать достойным их хранителем!
Феликс протянул часы сыну, мальчик принял дар дрожащей рукой, и тут же прижал сокровище к груди. Прежде чем уйти, Феликс еще раз взъерошил волосы мальчика. Затем он решительной походкой подошел к двери, быстро сбежал по лестнице, кивнул извозчику, ожидавшему его с папироской в зубах, и забрался в карету. Извозчик мысленно выругался, так как папироску ту только скрутил, справедливо ожидая, что сантименты затянуться еще минимум на полчаса. Он успел сделать лишь одну затяжку к моменту, когда Феликс вдруг изволил спуститься, но вслух выражать свое недовольство извозчик не стал, лишь молча затушил папироску ногой и полез на козлы. Себастьян подбежал ко входной двери как раз в тот момент, когда извозчик, взмахнув вожжами, заставил экипаж тронуться. Недовольно заржала каштановая, испуганно и нервно всхрапнула гнедая, дернув хвостом и гривой, и прижав уши к голове; карета поехала. Еще какое-то время после того, как экипаж свернул на повороте и скрылся из виду, мальчик стоял у открытых дверей и слушал удаляющийся стук копыт. Через какое-то время звуки улицы перекрыли его, все перемешалось, а Себастьян оставил бессмысленное занятие.
Семейство Веберов вот уже шесть лет как проживало в столице Фэйр, в доме Љ 17, на улице Манерных фонарей. Тут жили семьи среднего достатка, нередко из обедневших дворян, как в случае Марии, но чаще, напротив, из зажиточных мещан. Отличить дворян от мещан было очень просто: теряя статус люди склонны приунывать, повышая его - испытывать радость и душевный подъем.