– Спасибо! – рявкнул я, хотя у меня было неловкое чувство, что моя милая может быть и права. Я на мгновение закрыл лицо руками и рассмеялся.
– Что будешь делать с их деньгами?
– Открою школу. Я не обманщица, Марк.
Она была удивительна. Мне показалось, что лучше оставить свое восхищение при себе. Елена не нуждалась в поддержке. Я был свидетелем, что в публичной жизни она была привлекательно застенчива, но все это она забывала каждый раз, как какая-нибудь странная идея втемяшивалась в ее голову.
– Я беспокоюсь, когда ты неудержимо убегаешь куда-либо. Почему ты так делаешь?
Она не ответила мне.
– Любознательность!
Я скользнул по ее руке, и притянул ее к груди, изучая ее большие темные глаза, в которых невероятно смешивались любовь и отстраненность.
– Так что ты думаешь о моих клиентах?
– Это же более чем очевидно – если я должна буду снова их навестить, возьму в подарок несколько булавок для платья… – ее прежний озорной дух снова искрился, чему я был только рад, – …Сабина Поллия выцарапала себе путь наверх из грязи и грязь еще осталась у нее под ногтями. Мамочка же похожа на трепещущий цветок, который взывает защитить его, а на самом деле, она жестко манипулирует всеми вокруг… Ты встречался с ее сыном? Я подозреваю, что мальчик весь в мать. У Атилии большие планы на его будущее. Цель ее жизни – добиться для него места в Сенате, когда он достигнет подходящего возраста….
Я подумал бы о большей целеустремленности семьи, имеющей достаточно энергии и средств, чтоб дать выдвинуться своему ребенку; но было бестактно так говорить дочери сенатора.
– Зато она замечательная мать! – поддразнил я, не задумавшись, что это тоже бестактно.
– Многие из нас могли бы быть замечательными матерями!
Прежде чем она успела пустить в ход кулаки, я крепко ее обнял обеими руками.
– Ты будешь!
Мы никогда не обсуждали это: не было удобного случая. Возможно это моя вина, я пытался избежать этого разговора; но теперь я нашел себя готовым произнести наспех сочиненную речь:
– Любимая, ни один из нас не был готов; потеря этого ребенка, возможно, была лучшей долей для малыша…
Елена яростно извивалась. Я краем глаза заметил злое выражение, я не стал обращать на это внимание, я не собирался бросать девушку и бежать, только потому, что она ждала этого от меня сейчас.
– …Нет, слушай меня. Я должен сказать об этом. Елена, я никогда ни на что не надеюсь, но насколько я понимаю, нам нужно найти способ быть вместе; и получать от этого радость. И когда это нам действительно покажется хорошей идеей, мы начнем новое поколение забавных чудаков похожих на нас…
– Может быть я не хочу…
– Я сумею тебя убедить…
– Марк, я не хочу об этом думать. Мне нужно жить с тем, что случилось!
– Я знаю что…
Я подозревал, что могу потерять ее навсегда, если она заставит меня сдаться. Кроме того, я был раздражен.
– Позволь мне разделить это с тобой, Не думай, что мне это безразлично!
– Ах, ты и твои старые республиканские привычки! – пробормотала Елена, с обычной для нее внезапной сменой настроения, целуя мое лицо. – Прекрати быть таким рассудительным…
Я ничего не сказал.
– Дидий Фалько, кто-то должен тебе объяснить: информаторы жесткие люди; информаторы суровы и ведут подлую жизнь, и всегда, когда им удается спастись, они бегут обратно в свой низкий мирок…
– Неправда. Информаторы – мягкие слизняки. И любая женщина в приличной обуви может прихлопнуть нас.
Это напомнило мне кое о чем.
– Однако я не собираюсь позволить женщинам из дома Гортензиев размазать меня по садовой дорожке. Не было никакой необходимости устраивать разведку их дома, моя дорогая. Я могу сам позаботиться о себе…
Разумеется я мог это сделать, Моей проблемой было позаботиться о Елене.
– Не вмешивайся в это дело.
– Хорошо, Марк, – пообещала она с кротким видом, который как я знал, был фальшивым.
– Ладно, только не говори мне потом!
Она все еще смотрела на меня.
– Обо мне не стоит беспокоиться. Те две женщины из дома Гортензиев всего лишь дешевки. Никто из них не может сравниться с тобой. Кроме того, у меня есть правило: никогда не спать с клиенткой.
– Один раз ты его нарушил.
– Один раз.
Я смущенно усмехнулся. Она нервно улыбнулась мне. Я положил ее голову мне на плечо и прижал ее к себе.
Колоннада, где мы прятались, была закрыта со всех сторон. Я все так же сидел, продолжая держать Елену. Я чувствовал себя расслабленным и более мягким, чем обычно позволял себе быть. Она же все еще выглядела напряженной; я гладил ее волосы, она стала выглядеть спокойнее. Это ободрило меня, и я попробовал двинуться дальше, вдруг есть еще какие-то маленькие напряженные участки, требующие особого внимания…
– Марк!
Я решил продолжать. Ее гладкая нежная кожа, казалось, была в купальне смазана маслом специально, чтоб привлечь умелую руку.
– Перестань! Мы сейчас не можем…
Я решил подтвердить, что я столь же жесток, как она говорила ранее; я перестал.