Вендетта по-русски

Колокола молчали, и в воздухе разлилась настоящая благодать беззвучия, которую не нарушало, а лишь подчеркивало хлопанье голубиных крыльев да сдержанное собачье тявканье за одним из заборов. Церковь располагалась вдалеке от центра Города, поэтому вокруг преобладали одноэтажные деревянные домики, создававшие иллюзию патриархальности и покоя. Рядом с одним из таких домиков стоял «УАЗ» с аппаратурой для слежения, так что лично у меня иллюзии не было.

— Будет время, — сказал Гарик, пристегиваясь ремнем безопасности, — посмотри там в магазинах видеокассету «Спайс герлз» в Стамбуле". Дочь очень просит.

— Само собой, — кивнул я, подумав о том, как, должно быть, счастливы те люди, которые ездят в Москву исключительно за кассетами «Спайс герлз», не пытаясь попутно раскрыть несколько сцепившихся в клубок преступлений…

— Запиши, — сказал Гарик. — А то ведь забудешь. Записывай, не ленись — «Спайс…» Стоп, — внезапно сказал он, и его рука с ключами от машины застыла, не донесенная до замка зажигания.

— Что? — спросил я и повернулся к Гарику: тот уставился в зеркало заднего вида, что-то там пристально рассматривал и будто сомневался. Затем сомнениям пришел конец.

— Черт! — резко выкрикнул Гарик и вылетел из машины, прежде чем я успел что-либо сообразить. Но потом я все-таки сообразил и тоже выскочил из «жигуленка». Выскочил и увидел распахнутую дверцу «УАЗа», вытаращенные глаза Альберта, высунувшегося из машины. Рот Альберта был широко открыт, но я не сразу понял, что Альберт не просто старается продемонстрировать свои гланды, он орет. В руке у Альберта была намертво зажата рация, и он орал попеременно то в нее, то в сторону приближающегося Гарика. В обоих случаях он орал одно и то же. Альберт выкрикивал два слова, которые не требовали абсолютно никаких комментариев. Альберт вопил:

— Он идет!!!

34

Гарик с силой толкнул его в плечо, заставив Альберта, во-первых, влететь внутрь «УАЗа», а во-вторых, заткнуться. Потом он отобрал у Альберта рацию, посмотрел на экран, задумался на секунду, а затем сказал в рацию:

— Он идет к воротам. Дайте ему выйти. Бейте уже за воротами, чтобы вокруг не было народу. Сейчас он подходит к воротам, сейчас… поравнялся.

Остановился. Продолжает движение… Мне, кажется, пора. Да, — негромко сказал Гарик, безо всякого пафоса, без нервных выкриков и суперменского самодовольства. Он сказал «да», и в следующую секунду я увидел его обращенное ко мне бледное лицо.

— Пойдем посмотрим, — сказал он, выскочил из машины и пошел в сторону церкви. А потом побежал. И я кинулся за ним. Метров через пятьдесят Гарик выхватил из наплечной кобуры пистолет, а я запоздало сообразил, что смогу показать Филину разве что кулак. Будем надеяться, что он впечатлится.

Улицы и переулки в этой части города были такие же маленькие, кривенькие, как и сами домики, что окружали нас со всех сторон. Мы бежали сначала прямо, потом повернули направо, потом снова прямо и выбежали к воротам Успенской церкви — наверное, это длилось не больше пятнадцати-двадцати секунд, но мне показалось, что я бежал марафонскую дистанцию, не в смысле усталости, а в смысле затраченного времени.

Крики стали доноситься от церковных ворот, еще когда мы с Гариком туда бежали. Оказавшись на месте, мы увидели, кто кричит и почему. И увидели тех, кто не кричал, а победоносно улыбался.

Человек пятнадцать сторонних зрителей стояли у церковных ворот, оттесненные туда милиционерами в штатском, которые энергично размахивали автоматами Калашникова и громко кричали в толпу какие-то слова, видимо, с целью заставить ее успокоиться. Результат был прямо противоположным — все новые зеваки подходили из церкви и из соседних домов. Навстречу Гарику выбежал какой-то парень с автоматом и с радостной улыбкой во всю физиономию.

— Ну, — сказал Гарик. — Что у вас здесь?

Милиционеры расступились, и мы увидели лежащего на земле невысокого перепуганного мужчину, который дрожал мелкой дрожью не то от страха, не то от боли в простреленной ноге. Он был бледен и тихонько поскуливал.

Заломленные назад руки уже были заботливо закреплены в запястьях наручниками.

— Вот, — Гарику протянули конверт. Очевидно, тот самый, что лежал в тайнике храмового подсвечника.

— Оружие? — спросил Гарик.

— Нет, пустой был, — сказал улыбающийся милиционер. — Ему Михалыч из винтовки аккурат в колено заделал, только он из ворот вышел. Даже рыпнуться не успел, скотина! — Последовал сильный удар носком ботинка в плечо лежащему.

Ему было лет сорок на вид — наметившиеся залысины на лбу, седые волосы на висках, обмотанная коричневым шарфом шея, старомодное синее пальто. Он не был похож на убийцу.

Я посмотрел на Гарика. Тот нахмурился, сжал губы и присел на корточки рядом с раненым.

— Осторожнее, товарищ капитан, — сказал улыбающийся милиционер и на всякий случай ткнул лежащего в ухо стволом автомата. — Кто его знает, что он выкинет… Гарик не обратил внимания на это предупреждение.

— Зачем ты взял конверт? — спросил он у лежащего на асфальте мужчины.