Вендетта по-русски

Гарик ждал меня в ресторане «Комета». Приятное место для того, чтобы провести там обеденный перерыв. Меня пару раз едва там не убили. Но это никак не было связано с кухней ресторана. Хотя иногда именно приготовленная там пища кажется самым опасным, что может случиться с тобой в «Комете».

Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество кусочков.

— Тебе везет, — сказал он, как только я уселся напротив него.

— Пока это не очень заметно, — возразил я. — Можешь пояснить свое утверждение?

— Ты все еще жив, — заметил Гарик, и возразить на это было нечего.

— Это действительно аргумент, — кивнул я. — Что-нибудь еще?

— Еще, — пообещал Гарик — Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права.

Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло.

— А более конкретно? — попросил я.

— Сегодня утром Роме звонил киллер, — сообщил Гарик. — Рома должен передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний вечер. На двадцать три ноль-ноль.

— Где будут встречаться?

— Места встречи не назвали, сказали: «Там, где в прошлый раз». Сядем Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, — Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель и трижды постучал по ней, — тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера.

— У тебя большие планы на сегодняшний вечер, — осторожно заметил я.

— Есть такое дело, — согласился Гарик.

— Помощники не нужны?

Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик отрицательно покачал головой.

— Так это же все из-за меня, — напомнил я. — Ты, грубо говоря, будешь спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право.

— Какие еще у тебя права? — сквозь зубы выдавил Гарик. — Нет у тебя никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на поверхность.

— Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, — сказал я.

Словосочетание «если бы ты не вычислил киллера», по моим расчетам, должно было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу.

Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул.

— Теперь-то все ясно, — продолжил я. — И я хочу тебе помочь взять киллера.

Это, если хочешь, дело принципа.

— Не хочу, — буркнул Гарик.

— Придется раскрыть твоему начальству глаза, — вздохнул я. — Раскрыть глаза на твое самоуправство за их спиной — незаконное прослушивание и прочие подвиги…

— Ну ты и сволочь! — сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то стряслось с его аппетитом.

— Да еще какая! — согласился я. — Ну что, я еду с тобой вечером?

— Едешь, едешь, — отмахнулся Гарик. — Только уйди отсюда, дай пообедать в спокойной обстановке.

Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров, поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого:

— Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя, не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится?

— Если я буду ждать, — сказал я, — боюсь, что все кончится совсем не так, как нужно.

— Я придерживаюсь противоположного мнения, — возразил Гарик и снова придвинул к себе тарелку. — Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, — он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару миллиметров. — Но и она, как правило, остается несбывшейся.

Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи.

Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать.

— Говоришь, надежда? — иронически хмыкнул я, — Эх ты, а еще милиционер.

Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты — надежда… Кисейная барышня.

— Пошел вон, — еле сдерживаясь, процедил Гарик, — Или я заколю тебя этой вилкой!

Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что это никогда не было позой или игрой, они всегда были искренними, шедшими из глубины души.

Слезы в глазах ребенка трогают, но они при этом естественны и обыденны.

Слезы в глазах взрослого мужчины вызывают недоумение, иногда презрение, порой жалость, но в любом случае они производят куда более сильное впечатление, нежели детские слезы. Потому что они редки.