Вендетта по-русски

Абрамов резко откинулся на спинку своего стула, и я испугался, что сейчас раздастся треск ломающегося дерева, и президент огромной корпорации, миллиардер и меценат, нелепо грохнется на пол. Но такого удовольствия он мне не доставил. Горский тоже как-то растерялся. Он сначала схватил меня за горло, резко встряхнул, затем отпустил, шагнул к столу Абрамова, нелепо дернулся, замер, снова повернулся ко мне и промычал нечто нечленораздельное.

Если бы не кашель, вырывавшийся с болью из моей гортани после контакта с пальцами Горского, я бы мог насладиться сценой полного изумления, охватившего этих самоуверенных мужчин. К моему удивлению, первым опомнился Горский. Он присел на корточки, так, что его голова оказалась вровень с моей, и пробасил, одновременно показывая мне огромные кулаки:

— А ты не врешь? Ты не врешь, а?!

— Нет, — прохрипел я.

И тогда заговорил Абрамов. Не считаясь со своим общественным положением, материальным благосостоянием и международной известностью, Валерий Анатольевич матерно выругался. Очень длинно и очень грязно. Вот оно, истинное лицо капитализма…

— Браво, — захрипел я и пару раз сдвинул ладони. — Бис! А мне — стакан воды…

18

Потом был стакан минеральной воды без газа для меня, рюмка коньяку для Абрамова и нагоняй для мистера Горского.

— Почему об этом ничего не знаю?! — кричал Абрамов, пользуясь звуконепроницаемостью стен. Сейчас он уже не напоминал бесстрастного и всемогущего хозяина вселенной. Он напоминал человека, у которого не все в порядке с нервами. И который чем-то очень сильно недоволен. Я знал, чем. И Горский теперь это знал тоже.

— Потому что было официальное сообщение о его смерти, — сказал Горский.

— Я бы мог съездить в Чечню, чтобы лично убедиться в его смерти…

— А что ж не съездил? — желчно поинтересовался Абрамов.

— Не было такого указания.

— А инициативу проявить — слабо? Черт! — Абрамов все не мог успокоиться, его взгляд блуждал по комнате, пока не наткнулся на меня. — А теперь он вернулся, да? — вопрос адресовался мне, и я кивнул. — Это точная информация?

— С неделю назад ему вручили правительственную награду, и эта церемония демонстрировалась в телевизионных новостях. А главное доказательство — гибель этих четверых. Николай Николаевич убирает свидетелей.

— Почему ты называешь его по имени-отчеству? — насторожился Горский.

— Потому что я не знаю его фамилии. В мемуарах он упоминается как Николай Николаевич.

— То есть ты его ни разу не видел в лицо, не встречался с ним? А как ты его узнал в телевизоре? — допытывался Горский.

— Это не я. Это один из тех, кто с ним работал.

— Да ты не его пытай, Горский — простонал из-за стола Абрамов. — Пытай своего осведомителя из ФСБ! Сейчас же! Сегодня же! И еще — скажи, пусть мою пресс-конференцию перенесут с двух часов на половину четвертого. У меня сейчас будет серьезный разговор с Константином Сергеевичем.

— Мне уйти? — переспросил Горский. — А вы тут — вдвоем?

— Ты как мама школьницы, ей-Богу! Я уйду, а вы тут не наделаете глупостей? Не наделаем, иди!

Горский недоверчиво покачал головой, но все-таки отправился выполнять поручения босса. Абрамов еще некоторое время продолжал бушевать и материться, но затем пришел в прежнее спокойно-рассудительное состояние.

— Я упустил главный вопрос, — сказал он в прежней жесткой манере. — Что нужно лично тебе? Зачем ты со мной связался? Хочешь продать эту информацию?

— Это можно назвать и продажей информации, — согласился я. — Вероятно, вы не обратили внимания, но я уже сказал: Николай Николаевич убрал четверых свидетелей, а теперь ему стало известно, что я обладаю кое-какой информацией. Думаю, он захочет меня ликвидировать.

— Так ты хочешь защиты? — сделал вывод Абрамов.

— Защиты и возмездия. Я работаю по поручению одной женщины, ее муж был убит Николаем Николаевичем. Ее сын тоже погиб. Ей сейчас угрожают люди Николая Николаевича. Но она по-прежнему хочет отомстить ему.

— Погиб сын… — медленно проговорил Абрамов. — Ну да, ты говорил — инсценировали повешение… Девятнадцать лет. Н-да… Между прочим, фамилия этого Николая Николаевича — Яковлев. И я был уверен, что его уже давно сожрали черви под землей. Оказывается, это червям не повезло. Он снова выбрался на поверхность.

— И я думаю, что у вас есть желание отправить его на тот свет, — сказал я. — Желание не менее сильное, чем у той женщины, о которой я только что сказал.

— Ты думаешь? Или ты знаешь? — Абрамов прищурил глаза, и передо мной теперь сидел кто-то вроде хитроумного восточного мудреца, едва заметно покачивающего головой из стороны в сторону. Мудрец экзаменовал меня на сообразительность.

— Я догадываюсь. У вас ведь тоже есть причина для мести?

— Ты знаешь. — Это уже было утверждение.

— Я догадываюсь, — возразил я. — Догадываюсь, что случилось с вами в марте девяносто шестого года. В чем заключалась та секретная операция.

— Что случилось со мной? Со мной ничего не случилось. — Экзамен продолжался, но я знал ответ на этот вопрос.

— С вами — ничего. Они убили вашу жену и дочь, — сказал я и сам не поверил, что сумел это выговорить.

19