Вендетта. День первый

С Максимом она увиделась день спустя, на железнодорожном вокзале – Настя провожала молодого человека в Москву. Она, никого не стесняясь, заплакала и повисла на шее Максима. Тот, несколько сконфуженный, попытался отстраниться.

– Ну, мы ведь расстаемся ненадолго. Запомни, зимой, в конце января или начале февраля, мы обязательно встретимся вновь.

– Так долго ждать! – воскликнула Настя.

Максим поцеловал ее в щеку и поднялся в вагон. Наконец поезд тронулся с места, и молодой человек, махая рукой стоявшей на перроне Насте, думал о том, что к зиме все наверняка закончится. Эту девицу он больше никогда не увидит, его миссия выполнена. Максим подумал о нескольких особах, с нетерпением ждавших его в столице. Вот они – настоящие горячие штучки в отличие от закомплексованной девственницы Насти Лагодиной. Как только он прибудет в Москву, то сразу же оторвется по полной программе. Надо же, целый месяц воздержания! И все ради отца, все ради мафии...

* * *

Настя вернулась в огромную пустую квартиру и долго рыдала, уверяя себя, что сумеет дождаться Максима. И тут же принялась писать письмо любимому. Только потом сообразила, что не знает его московского адреса, и, набравшись смелости, позвонила на квартиру полковнику Остоженскому. Не подозревая, что верные люди Глеба Романовича вживую слышали ее рыдания благодаря установленным Максимом подслушивающим устройствам, она спросила, как можно связаться с его сыном.

– Проще всего будет, если ты станешь передавать письма для Максимки мне, – заверил ее полковник. – Я по своим каналам быстро переправлю их в Москву. Только у Максима сейчас начинается ответственная пора, ему надо усиленно заниматься, поэтому он не сможет быстро отвечать...

Родители, довольные и веселые, вернулись из Ленинграда, и Настя, конечно, утаила от них те события, что произошли в их отсутствие в квартире. Она передавала полковнику письма для Максима, не реже одного письма в неделю, а иногда два или даже три, но ответа все не было. Наконец, во второй половине ноября, Остоженский передал ей открытку от Максима, на которой было начертано несколько приветливых фраз. Настя перечитала их не меньше тысячи раз, покрыла открытку поцелуями и даже положила ее под подушку.

Тем временем по городу поползли слухи – шептались, что вот-вот грянет волна повальных арестов, прямо-таки как в тридцатые годы. Только на сей раз в кутузке окажутся не «враги народа», как настоящие, так и мнимые, а те, кто расхищает социалистическую собственность, занимается финансовыми аферами и торгует краденым золотом и наркотиками. Всеволод Петрович уже давно поставил в известность свое начальство в Москве, что расследование завершено, однако без особой санкции он не имел права затевать такую широкомасштабную операцию. А отмашки все не было.

Наконец Лагодин принял решение об аресте нескольких партийных деятелей, в том числе заместителя председателя горисполкома, а также директора завода «Вторчермет»: у него имелись доказательства того, что эти субъекты занимаются приписками и кражами металла в крупных размерах. Подозреваемые были арестованы, однако, к большому удивлению и разочарованию прокурора, улик, которые он так надеялся найти на заводе, обнаружено не было. Бухгалтерия оказалась в полном порядке, все цифры полностью соответствовали министерским. Ни о каких хищениях не могло быть и речи!

Лагодину позвонили из Москвы и долго его отчитывали и даже ругали за самоуправство. Всеволод Петрович и сам не мог объяснить, как так получилось, что он сел в галошу. Он и не подозревал, что Остоженский, почерпнув весьма ценные сведения из бумаг прокурора, приказал директору завода уничтожить все компрометирующие документы и заменить их иными, вопросов не вызывающих. Никто из арестованных не собирался колоться, несмотря на угрозу больших тюремных сроков и даже расстрела, – все изображали из себя невиновных, клялись в том, что стали жертвами судебной ошибки. Оказавшись же на воле, все сразу же стали строчить многочисленные кляузы в Москву, обвиняя прокурора Лагодина в предвзятости, некомпетентности и использовании запрещенных методов ведения допроса.

Всеволод Петрович обратился с докладной запиской на имя генсека Андропова, в которой обстоятельно изложил свой план и испрашивал разрешения на приведение его в исполнение. Ответа на докладную записку Лагодин так и не получил, ибо она просто не дошла до Андропова. А в начале февраля граждане Советского Союза узнали о трагической потере, которую понесло все прогрессивное человечество, – генсек Андропов скончался.

Именно этого момента и ждал Остоженский. Тот, кто мог бы защитить Лагодина, отдал богу душу, а новый генсек не собирался продолжать политику своего предшественника и тотчас отказался от мысли о громких расследованиях и показательных процессах. Глеб Романович понял, что настала пора действовать. Однако прокурор хоть и был лишен покровителя, все еще являлся опасным. Следовало вывести Лагодина из строя, причем раз и навсегда.

* * *