Вендетта. День первый

За день до выборов Максиму пришлось снять свою кандидатуру – о сексуальном скандале узнали в Москве, и спонсоры и покровители решили, что Остоженский потерял их доверие: человек с подмоченной репутацией им не требовался. Настя отбыла в Петербург в день голосования – ее совершенно не занимало, кто теперь одержит победу, главное, что Максим не станет губернатором, а его папа – сенатором.

Она узнала о драме в семье Остоженских: о том, что Вероника хотела развестись, однако в итоге позволила уговорить себя и приняла покаяние Максима, который заверил жену и ее многочисленных могущественных родичей в том, что больше никогда не посмеет и взглянуть на другую женщину.

Настя испытывала смешанные чувства. С одной стороны, ей хотелось уничтожить Глеба Романовича, с другой, ей сейчас часто виделся один и тот же сон – она с Максимом на заднем сиденье «Ягуара», причем она отдается сыну ее заклятого врага. Каждый раз, просыпаясь с истомой в груди и металлическим привкусом во рту, Настя жалела, что сон прервался.

Она продолжила наносить удары по финансово-промышленной империи Остоженских. Ей удалось расстроить чрезвычайно важную сделку, которую Остоженские намеревались заключить со шведами, и в тот же день был арестован начальник аналитического отдела дяди Глеба: французское правосудие запросило у России его экстрадиции.

Настя знала, что Остоженские очень рассчитывали на сделку со шведами, а арестованный начальник аналитического отдела был незаменимым человеком в криминальной организации, созданной дядей Глебом.

* * *

Год близился к завершению – тот самый год, в течение которого Анастасия вела войну с Остоженскими. И все же с кем она воевала – с ними обоими или только с дядей Глебом? Если бы генерал-лейтенант вдруг исчез с горизонта, то могла бы она заключить мир с новым боссом, Максимом?

В конце декабря в столице состоялось вручение наград благотворительным фондом, возглавляемым Вероникой Остоженской. Анастасия, внесшая пожертвование в размере ста тысяч долларов, была в числе почетных приглашенных на бенефис-бал, проходивший в старинном особняке на Старом Арбате.

Она прибыла пораньше и, как и ожидала, сразу увидела Максима, его жену и дядю Глеба. Остоженский-старший, заметив Настю, подошел к ней и грубо сказал:

– Чего тебе здесь надо?

– Меня пригласила ваша невестка, – ответила Анастасия. – Вернее, ее секретарь.

– Чертова дура! – проворчал дядя Глеб. – Но у тебя все-таки имеется совесть, Настя, и ты немедленно покинешь это мероприятие...

– Дядя Глеб, понятие «совесть» в нашей среде является старомодным и смешным, – легко парировала Настя. – Неужели вы, убийца моих родителей, Игоря и Машеньки, серьезно говорите о совести? О, кого я вижу! Пара церковных иерархов, ваших хороших друзей! И один из них ваш духовник. Как только митрополит спокойно спит после того, в чем вы ему каетесь, дядя Глеб...

Остоженский-старший схватил Настю за локоть и втащил в одну из пустых комнат. Заперев дверь, он рассмеялся.

– Ну, давай начистоту, шлюха! Видеокамеры при тебе нет, так что можно побеседовать по душам.

Настя протянула мафиозо сумочку:

– А может быть, вы на всякий случай проверите? Кто знает, вдруг я прячу там диктофон...

– Думаешь, ты такая крутая? – хмыкнул Глеб Романович. – Куда уж там! Ты ведь баба! А бабы созданы для того, чтобы детей рожать, плиту драить да на коленях стоять перед своим мужиком!

– Какой у вас, дядя Глеб, однако, прогрессивный взгляд на социальную роль женщины, – усмехнулась Настя.

Остоженский, чьи щеки пылали, гаркнул:

– Да, тебе удалось нанести нам пару ударов. И что, ты думаешь, будто одержала победу? Как бы не так! Забыла, что твоего муженька убили? Да и тебя саму едва не кокнули! И кто знает, может, скоро и кокнут! Я уж точно по тебе плакать не буду! Там, в аду, около родителей и Игорька, тебе самое место, сука!

– Ой, дядя Глеб, вы же председатель общества изящной словесности! – театрально воскликнула Настя. – А выражаетесь, как портовый грузчик, которому на ногу упал контейнер...

– Да насрать я хотел на всякие там общества! – проорал дядя Глеб. – Тут собрались одни мудаки, лузеры и жополизы, которые хотят одного – попасть мне на глаза, выгнуть спину и получить какие-нибудь крохи с моего стола. Нике нравится возиться со всякими детьми-уродами наподобие твоей Машеньки. Нет, правильно немцы делали, что таких в концлагеря отправляли – там им самое место. А твое место, шваль, знаешь где...

Настя усмехнулась:

– Просветите меня, дядя Глеб, прошу!