Мое сознание поглотила дикая обжигающая боль. Я горела, причем в буквальном смысле, в пламени. И умирала тысячи раз.
Глава 2
Я горела и мучилась от дикой жажды. Хотелось окунуться в воду, холодную-прехолодную, чтобы потушить невыносимый жар, казалось, поглотивший все, что я раньше собой представляла. Все наносное и самое сокровенное горело пресловутым синим пламенем, оставляя лишь пепел несбывшихся надежд и жесточайшую жажду. Неожиданно хаотичный поток чувств и мыслей прервался, поглощенный темнотой.
Мне было нечем дышать. Сделав судорожный вдох, я ощутила, как в легкие хлынул поток воды. Грудь пронзила страшная боль и мысль: мне срочно нужен воздух! Я должна спастись! Сделав мощный рывок на пределе возможностей, мне удалось вытолкнуть тело на поверхность, и, как только лица коснулся порыв ветра, я судорожно выплюнула воду и вдохнула, с трудом проталкивая воздух в легкие. Затем, побарахтавшись, наконец, доплыла до берега и наполовину вылезла на жесткую, но спасительную землю.
Цепляясь руками за жалкие редкие кустики травы, вырывая их с корнями, я не могла надышаться на редкость чистым, свежим, даже вкусным воздухом. Откашлявшись, чуть не выплюнув при этом свои измученные легкие, я замерла, наслаждаясь покоем и восстанавливая дыхание. Как только мне полегчало, я начала рывками выбираться из воды, а то от холода ног уже практически не чувствовала.
Раз, второй, третий… Мне на спину что-то сильно давило и тянуло назад, поэтому пришлось постараться изо всех сил. Но пока судьба была ко мне благосклонна, несмотря на трагические события. Воспоминание о катастрофе, в которой я могла погибнуть, больно пронзило не только грудь, но и голову, заставив скрючиться на берегу в позе эмбриона и стонать, заново переживая кошмар. Не знаю, сколько времени прошло, пока я не осознала, что лежу на холодной земле и промозглом ветру. А в лицо светит двойное кровавое солнце, медленно уходящее за горизонт.
«Нет, нет, это все неправда! Не может быть правдой! Я не сумасшедшая! Я просто… Может, просто авария? Или… меня по голове ударили?!» — кажется, я говорила вслух, пытаясь успокоиться и прогнать жуткие воспоминания о своей гибели и встрече со странными пятнами.
Но результат оказался прямо противоположным, потому что вместо привычного звонкого голоса из моего горла вырвалось мягкое грудное мурлыканье. Как у старого кота Васьки, когда тот благодарил за ласку. А тем временем я затряслась от холода, окончательно замерзнув на ледяном ветру, поэтому решила сначала согреться как-нибудь, а потом подумать, что делать дальше.
С трудом привстав и опершись на руки, я снова замерла, в недоумении рассматривая эти самые руки. Вернее, тупо пялилась на две лапы, покрытые рыжевато-огненной, короткой, плюшевой шерсткой, и пальцы, украшенные когтями, каждый в пару сантиметров длиной. И хотя выглядели странные конечности весьма мило и изящно, но не по-человечески!
Встав, я взглянула вниз, рассматривая остальное, и тихо завыла от ужаса. Начиная с таких же когтистых лап-ног, мягкий плюшевый пушок покрывал все тело, которое, если подумать, от человеческого отличалось только им и лапами (собственно, те же ладони и ступни, только покрытые шерсткой, и с коготками). У талии пушок, становился едва ощутимым и лишь придавал персиковый оттенок красивой, полной груди с красными вершинками-сосками, а выше, в области шеи, исчезал, «оголяя» лицо. Ну, в этом я тоже на ощупь убедилась, когда разглядывая себя в темном небольшом водоеме, из которого только вылезла.
Присев на корточки перед водой, я внимательно рассматривала отражение, не в силах поверить, что оно мое: парные белоснежные клыки и подвижные кошачьи уши с мягкими пушистыми кисточками потрясали воображение! Узкое вытянутое лицо, длинные красные волосы, напоминающие пламя, сквозь которое мне пришлось пройти, чтобы родиться вновь, даже мокрые не утратили яркости и с непривычки тяжелой массой тянули голову назад. Ведь раньше я всегда носила короткую стрижку. Огромные зеленые глаза были почти как у людей, если бы не были настолько большими. Красноватые дуги бровей и длинные густые ресницы. Нос с широкими крыльями, нервно трепещущими от напряжения. Красивые, яркие губы.
Конечно, если смотреть на отражение отстраненно, можно было бы сказать, что это красивая зверюшка. Но смотрела-то я на себя любимую и пыталась сдержать душивший меня истерический смех. Обалдеть! Мой горько мурлыкнувший голос разрезал тишину, как только я вспомнила разговор с «пятнами»:
— За что? Почему я теперь такая?! Это ж надо было, не подумав, ляпнуть, чтобы меня вот этим сделали?