– Вот это интересный вопрос. – Медведь встал и прошелся по комнате туда-сюда, потянул с елки золотой треугольник. – Признаюсь, сперва я грешил на вашего мужа. Все-таки эта история с совместным имуществом, «недостойным владельцем», характер его… впрочем вы наверняка и сами поняли, что за характер. – Михалыч подкинул треугольник. – На своей шкуре, так сказать. В общем я думал-думал, а потом нашел в одной книжице список читателей.
Михалыч посмотрел в черные бусины Зубовой, но она и бровью не повела. Только скука в глазах чуть подернулась рябью.
– Мне продолжать? – спросил медведь.
Зубова плотоядно улыбнулась.
– Что вы, конечно. Вы так занятно говорите.
– Вы с вашим недодоктором в одной и той же книге. В списке читателей. В книге, в том числе, о наследии Высокого народа. А еще вы оба в списках розыска четырех городов. За подделку зарплатных ведомостей, за подделку адвокатских лицензий, медицинских документов и черт еще знает чего.
Зубова подняла лапку и медленно-медленно погладила левую бровь.
– Исправьте меня, если ошибаюсь. – предложил Михалыч, – Думаю, поначалу вы хотели развести Зубова на фальшивую беременность. Ну знаете, медицинские счета, анализы, исследования. Потом был бы выкидыш или еще что-то в этом роде. Потом вы бы развелись и уехали в другой город, как вы обычно и делаете со своим подельником. Но тут неожиданно всплыла история Зубова и Софи, и елочные игрушки стоимостью в несколько миллионов.
Авокадо со стуком опустило мундштук в стакан и взяло с каминной полки сумочку, достало зеркальце. Михалыч остановился у окна и поглядел на дорогу, по которой медленно катил чей-то «ЗИС».
– Грех был не воспользоваться его же враньем и начать изображать преследование. Сначала письма, потом угрозы… потом пожар.
– А, и дом тоже я подожгла? – спросила с таким искренним удивлением Зубова, что Михалыч на секунду засомневался в своих выводах.
– Мне показалось странным, что место возгорания было четко на ящике под вентиляционной решеткой.
– Она здесь жила.
– Положим. Но залезть через подвальное окно она могла с трудом – она бы порезалась об осколки в раме, на осколках был бы вельвет… наполнитель. Что-то. Кинуть зажженную смесь на ящик? Слишком сложно. А вот спуститься по лестнице из дома… кому-то, кто живет в доме, было бы очень легко.
Он посмотрел на Зубову и кивнул: в ее лапе блестел двухзарядный дамский пистолет.
– Ну, вот. Как я и говорил.
– Вы говорите слишком много.
Михалыч кивнул и плюхнулся на диван.
– Думаю, вас соблазнил случай с «недостойным» владельцем. Сначала вы подставляете Софи и с Зубовым забираете ее часть дома. Потом разводитесь с Зубовым и даете суду свидетельства его поведения: ваши синяки, магнитофонные записи – вроде той, что в кабинете вашего подельника. Думаю, и тут найдется пара микрофонов. Получаете дом и обереги Высокого народа. Выигрышный план.
– Спасибо, – дамский пистолет кивнул. – Вам-то что нужно, птица-говорун?
Михалыч вывернул шляпу туда-сюда, похлопал ею по нижней лапе.
– Из того, что я нашел – вы с Сморогдиновым, уж не знаю настоящую фамилию, не убийцы. Мошенники, но не более того. Значит, Софи вы где-то держите до отъезда. Скажите, где, пока не поздно. Как я понимаю, она ранена.
По улице прогудела машина, и елочка сверкнула золотом в отсвете фар. Наступила тишина. Через окно в комнату стекала темнота, поленья глухо трещали, пыхали дымом, и тень Зубовой ползла по стене.
Михалыч вертел в лапах треугольник Высокого народа и с ознобом думал, что Новый год совсем близко – в каких-то часах.
– Вы… как вы там сказали? – Зубова потерла лоб. – Вы не туда поставили стрелочку. Если вы чего-то не нашли, не значит, что этого не было. Значит, все хорошо спрятали.
Михалыч открыл рот, подумал.
– Послушайте, Анжела Сергеевна. Делайте с Зубовым все, что хотели. Думаю, он это заслужил. Потом уезжайте. Я найду способ, как не дать встретиться Софи и милиции.
– Что, и доли не попросите?
– Мерзавец получит по заслугам. Вы – обереги Высоких, дом. Софи – шанс.
– А вы?
– Баланс хорошего и плохого. Мне хватит.
Секунды две она смотрела на него, затем покачала головой.
– Дело не в деньгах. Дело в том, что я могу и хочу.
От ее тона Михалычу сделалось страшно, он хотел ответить, остановить, но дуло дамского пистолета вспыхнуло огнем – правый бок дернуло, обожгло. По комнате полетели опалённый мех и пуховой наполнитель.
– М-метко, – тяжело сказал Михалыч, выронил золотой треугольник и попытался нащупать в кармане плаща свой «ТТ».
«БАМ!» – ещё один выстрел прорвал ему правую лапу.
В голове загудело, перед глазами заметались синие птички. Медведь встал, теряя на ходу наполнитель, и неуверенно шагнул вперед. Зубова подняла пистолет выше, целясь Михалычу в голову.
– Последнее слово? – сахарным голосом спросила она.
– Д-два…
– Что?
– В в-вашей пукалке д-два патрона.
Зубова растерялась, Михалыч левой лапой выхватил ее пистолет и швырнул в камин. Секунду или две медведь постоял над ней, собираясь с мыслями, затем молча пошел к двери.
Две черных бусины глаз с ненавистью смотрели ему вслед.
***